Валерий Золотухин о любви и костылях

— ВАЛЕРИЙ Сергеевич, вы были ребенком военного времени. Какой-то отпечаток на вас наложила война?

— Последнее время мне почему-то постоянно хочется увидеть своего отца молодым. Я его хорошо помню, как он работал в колхозе, в поле. Он был председателем колхоза, большой, красивый и сильный мужчина. Может, это возрастное — ностальгия по детству. Если я хочу увидеть своего отца молодым, значит, я хочу увидеть себя маленьким.

С мамой…

Я же родился 21 июня 1941 года. То есть на следующий день после моего рождения началась война. Мама рассказывала, что, когда утром 22-го меня принесли ей кормить, медсестра, которая раздавала мамашам детишек, испуганно сказала: «Бабоньки — война». И в палате поднялся вой, потому что все мужья рожениц были на военных сборах и уже отправились на фронт, не повидав своих жен и новорожденных детишек. Мой отец тоже ушел на фронт, не попрощавшись с матерью. Меня он увидел, только когда пришел с фронта по ранению в 1943 году, мне было уже около 3 лет. Мама плакала, а я сосал титьку (она долго кормила меня грудью) и не понимал, почему молоко соленое. В памяти остались такие картинки, как я иду рядом с мамкой, а она погоняет корову, которую запрягла в телегу. Лошадей-то на фронт отправляли. На корове привозили дрова, сено. Отец пробыл с нами месяц, подлечился и снова отправился на фронт. Вернулся только по окончании войны. Помню, шинель отца долго висела на вешалке, и он никому не разрешал до нее дотрагиваться, пока она не истлела совсем.

Валере только что сняли гипс.

А вот один период из детства наложил отпечаток на всю мою жизнь, правда, он не связан с войной. Мне было 6 лет, я ходил в садик. И вот однажды, стоя у окна, я засмотрелся на дождь, который лил как из ведра. Позади меня ребятишки толпились и как-то толкнули ненароком, я и полетел со второго этажа на мокрую землю. Сильно ушиб колено, нога опухла и очень долго болела. Меня возили к разным бабкам, но никто не мог помочь. Через год отец повез меня в Барнаул, прямо в кабинет к 1-му секретарю райкома внес на плечах. Меня как сына коммуниста, начальника направили в детский санаторий лечиться. Был поставлен диагноз: туберкулез коленного сустава. Потом выяснилось, что диагноз был неверным, но меня на долгие годы заковали в гипс и запретили ходить. Мне уже исполнилось 7 лет, надо было идти в 1-й класс, а я лежал без движения в кровати на растяжках. Мама настояла, чтобы меня начали учить. Учителя приходили к нам в палату и проводили уроки с такими же инвалидами, как и я. У меня страшно чесалась больная нога под гипсом, и, чтобы утолить зуд, я просовывал под гипс карандаши, щепки, все, что туда могло пролезть, и как-то ухитрялся почесать зудящую коленку. Это потом узнали, что под гипсом у меня образовалась опухоль, наполненная гноем, и там завелись черви, а я это все расчесал, гной вытек, вонь в палате была невыносимая. Прибежали медсестры, врачи, сняли с меня гипс и ахнули… Практически я сам себя спас: еще месяц в гипсе, и ногу пришлось бы ампутировать. Я уже был в 3-м классе, когда мне разрешили сидеть сначала понемногу, потом все больше и наконец стали учить ходить на костылях. С 4-го до 10-го класса я ходил на костылях. Но, несмотря на проблемы с ногой, я ухитрялся кататься на одном коньке, на одной лыже и даже играл на костылях в футбол: в основном стоял в воротах. И, если мне забивали гол, то мой старший брат Вовка давал нахалу в морду: «Разве можно забивать гол человеку, стоящему в воротах на костылях?» Но я старался честно выполнять все функции вратаря: отбивал мяч здоровой ногой, костылями, даже падал. Для меня костыли были моими руками и ногами, за многие годы пользования я ими владел виртуозно.

— Значит, ребята жалели вас. А от учителей поблажки были?

— Да нет, не жалели ребята, а одна учительница даже мстила мне за отца. Я же был сыном председателя колхоза, членом, так сказать, привилегированной семьи, а таких тогда не любили. Это старший брат меня поддерживал: чуть кто обидит меня, сразу по роже, не трогай, мол, калеку. А учителя называли «гадким утенком» и твердили, что ничего путного из меня не получится.

Лучшие дня

Мальчик, которого растили как девочку Посетило:56545

Бобби Мур. Биография Посетило:11804

Исчезающий Посетило:3418

…и всем семейством Золотухиных.

Помнится такой случай. Мой брат, Ванька, к учебе особой любви не испытывал. Он был старше меня на 2 года, а поскольку из-за своего равнодушия к школе он оставался на второй год дважды, то, естественно, я его догнал, и мы оказались с ним в одном классе. Он не любил слушать учителя, сидел на задней парте, зажигал свечку, чтоб виднее было, и читал какую-нибудь интересную книжку. А если учительница его спрашивала, то я ему всегда подсказывал, и за это меня частенько выгоняли из класса, невзирая на костыли. У нас с братом была какая-то негласная солидарность: мы всегда поддерживали друг дружку. Вот Ванька, как обычно, читал во время урока книжку на задней парте: свечка у него горит, брат увлекся чтением, а учительша возьми да и вызови его к доске. А Ванька не слышит; потом понял, вышел к доске, а учительница взяла его за рыжий чубчик и стала бить головой о доску, приговаривая: «Думаешь, если ты сын председателя колхоза, то тебе все можно…» Вот так она мстила за своего мужа — агронома, лодыря, забулдыгу, которого отец, будучи председателем колхоза, наказывал за нерадивость, за халатное отношение к своему делу.

Ну, бьет она моего брата головой о доску, а во мне все так и кипит. Урок кончился, учительница пошла к двери мимо моей парты, а я костыль свой вытянул, да как дам ей по ногам, учительница даже взвыла от боли. Меня вместе с костылями — к директору. Ну, мне-то что, я инвалид, а вот брату досталось: отец его так ремнем отлупил, что тот неделю не мог от боли сидеть, даже в школу не ходил: вся задница была синяя.

— Валерий Сергеевич, костыли костылями, а природа свое все равно берет. Интерес к девчонкам проявлялся как-то?

— О, я испытал первое сексуальное влечение к нашей медсестре, но это была не любовь, а что-то возрастное. А вот чувства у меня появились к девочке из нашего класса Свете Шматовой. Она была дочерью первого секретаря райкома партии, и в нее влюблялись все мальчишки нашего класса. Она меня жалела, относилась ко мне как-то по-особенному: я же был на костылях. А я ее жалость принимал за любовь, молодой еще был.

Потом влюбился в девчушку из другой школы. Ее звали Клава. Не знаю, что это было, но я смотрел на нее, как кот на сметану. Мне почему-то хотелось оказаться с ней наедине в бане, залезть вместе на печку под шубу, в общем, быть с ней там, где тепло. Я даже написал рассказ «Пляши, брат, пляши», который посвятил этой девушке. «…Посидеть с ней на бревнах, подышать запахом ее и поговорить под луной о том, какие у них могут быть дети. И под эту тему по ее «богатству» невзначай дрожащей рукой проехаться и схлопотать по руке, но уже с опозданием, конечно. И опять заговорить зубы луной, стихами, клятвами до гроба, и еще, и еще рукой в разведку.

А богата Кланя была везде, что сзади, что спереди, будто наворовала туда чего не в меру. И коса — змея курчавая в руку толщиной до самой развилки, что в конце спины, стекала. Как брал Володя Кланю за теплую подмышку, как чуял он Кланино количество, так судорога по телу, ровно молния, пробегала, язык немел и глаза туманом застилались…» Но мы с ней даже не целовались. Я только мечтал об этом и ходил за ней по пятам… на костылях. Моя мама меня всегда корила: «Зачем ты, сынок, себе и ей голову морочишь? Она замуж хочет, а тебе еще учиться надо. Погляди на нее. Разве ТЫ ей нужен? Ей нужен здоровенный мужик, а ты росточком до нее недотягиваешь. Не обижайся, сынок, и не смеши людей. Не пахать тебе эту пашню, твои жены еще в постельки писают. Да и хомут-то не торопись на себя надевать. Успеют еще наездиться на тебе». Мама мне все время твердила о том, что сначала надо высшее образование получить, а потом о женитьбе думать. Потом приехал какой-то курсант на побывку и отвадил меня от моей Клавки. Да и ей-то особенно не хотелось с моими костылями возиться.

— Да уж, костыли — целый этап в вашей жизни.

— И не говорите. От костылей я избавился только в 8-м классе. Но я к ним так привык, что уже себя и не мыслил без них, я чувствовал какое-то неудобство, страх остаться без опоры. На танцы я приходил на костылях, ставил их в уголок, а сам приглашал девушек и спокойно танцевал без костылей. Может, поэтому я вырос стеснительным парнем. Короче, кавалером в подростковом возрасте я не был. Но когда девчонки предпочитали не меня, а других парней, я говорил себе: «Ну и что, что у меня брюки короткие, зато я талантливее других. Другие не могут, а я с ходу могу написать рецензию, например, на симфонию Шостаковича, даже не слушая ее». Меня утешала уверенность в том, что если я чего-то захочу, то обязательно добьюсь своего. Эта черта характера осталась со мной на всю жизнь.

— Валерий Сергеевич, вы актер, певец и писатель. Сложно, наверно, делить себя между такими непростыми профессиями?

— Я актер. Все остальные ремесла попутные или производные от моей основной профессии. Я уехал из своего села Быстрый Исток Алтайского края, чтобы стать артистом театра. Меня привлекала сцена. Хотелось удивлять зрителя и видеть, как он реагирует на меня. Правда, когда я опубликовал свою первую повесть, некоторые известные писатели советовали мне оставить сцену и сесть за письменный стол. Но я родился для того, чтобы стать актером, и я стал им. Вышли мои книги: «Таганский дневник», «21-й километр», и все-таки я человек театра, хоть и являюсь членом Союза писателей.

— Когда вы почувствовали себя писателем?

— Писательские способности я у себя обнаружил уже в старших классах. Я прочитал «Слово о полку Игореве», которое потрясло до глубины души, и написал сочинение по этому произведению на целую тетрадь. У меня даже мозоль на указательном пальце появилась. Учительница похвалила и… поставила «единицу», потому что на каждой странице сочинения было множество грамматических ошибок. Я обиделся и написал трактат «О преподавании литературы в школе», где развил мысль о том, что «кол» за труд ставить нельзя. Трактат я прочитал в классе с выражением под одобрение одноклассников и уже хотел было послать свое сочинение в журнал «Семья и школа», но директору это не понравилось, он мне сказал, что я могу остаться без аттестата, и я оставил трактат при себе. Потом, уже учась в институте, я словно чувствовал, что надо записывать впечатления для актерской профессии, и, видите, пригодилось.

— А как вы пришли на сцену?

— Когда я приехал поступать в театральный вуз, мне не у кого было остановиться: в Москве — ни родных, ни знакомых, пришлось ночевать на лавочке в скверике рядом с ГИТИСом. Утром я, неумытый, непричесанный, весь помятый, зато в шароварах и шляпе, явился на консультацию в приемную комиссию. Ко мне долго присматривались, прислушивались, ведь у меня был особый сибирский говорок, но члены комиссии решили, что речевой изъян можно исправить, главное — они увидели во мне актерские задатки, и я был принят в ГИТИС.

— Ваша супруга тоже актриса?

— Моя первая жена — Нина Шацкая — актриса. Она родила мне сына Дениса. Он сейчас священник. Но с Ниной нам пришлось расстаться. Она вышла замуж за ушедшего от нас Леню Филатова. А со второй моей женой я познакомился в Ленинграде, где снимался в фильме «Единственная». Мы воспитали моего младшего сына Сергея. Сережа пока ищет свое место в жизни.

— Ваш старший сын — священник. А как сами относитесь к религии?

— Я — христианин. Сыну дал благословение в духовную семинарию, хотя после армии он уже учился во ВГИКе на режиссера. Но потом Денис решил, что должен служить не искусству, а Богу. Я не препятствовал, наоборот, был рад.

— Валерий Сергеевич, однажды вы сказали, что больше половины жизни у вас прошло в гостиницах. Не было желания бросить кочевую жизнь?

— Это, наверное, стезя любого востребованного актера — часто бывать вдали от дома. У меня даже есть целая коллекция фотографий гостиничных кроватей, на которых я спал. Я не раз замечал, что, когда дома поспишь в своей кровати 2–3 дня, уже тянет куда-то ехать, дорога зовет.

— Вас тяготит семья?

— Солгу, если скажу «нет». Семью надо содержать. Я же кормилец. Надо вставать каждое утро и идти работать. Не люблю тех, кто постоянно ноет, что денег нет. Деньги трудно заработать, но можно. А может, и я кому-то в тягость. Я когда что-то пишу, предпочитаю, чтобы мне никто не мешал.

— Вы долгое время работали с Владимиром Высоцким. Можно было ваши отношения назвать дружбой?

— Мы работали вместе в Театре на Таганке 16 лет. В печати много кривотолков было о наших отношениях, но я очень высоко ценил талант Высоцкого. Думаю, он отвечал мне тем же. Перед смертью, когда Володя был уже в тяжелом состоянии и концерты его могли сорваться, он сообщил организаторам: «Если я не смогу приехать, то обязательно пришлю вместо себя Золотухина». Вот такое доверие он мне оказывал. Он был очень любознательным и дотошным человеком. Как-то прочитал газету «Правда» и спрашивает меня: «Золотухин, тут в газете пишут, что в стране 16 центнеров пшеницы с гектара собирают, а у вас на Алтае в лучшем случае 12 центнеров, но план выполняют… Вы где хлеб-то берете?» Я от неожиданности поперхнулся и ответил ему: «А какое тебе дело до этого хлеба?» А ему, оказывается, до всего было дело. Другой человек отнес бы эту газету в более подходящее место — туалетная бумага тогда была в дефиците. А Володя брал карандаш, скрупулезно подсчитывал цифры, сопоставлял и приходил к выводу, что газета врет. Он был отличным математиком, и, если у него цифры не сходились, это его страшно бесило. Иногда спрашивают: откуда Володя брал темы для своих песен и ролей? А вот из этой «Правды», которая лгала. У него болело сердце оттого, что людям приходилось жить среди лжи и обмана. Каждое слово в песнях Высоцкого было на вес золота, потому что в них были правда, боль и обида.

— Валерий Сергеевич, вы часто влюблялись?

— Я и влюблялся и влюбляюсь. Как человек может жить вне влюбленности? Если не влюблен — значит, не живет. Это состояние пустоты.

— А если мужчина влюблен сразу в двух, трех женщин помимо жены?

— Считаю, что это допустимо. Биография любого человека испещрена романами, многочисленными любовными связями. Только одни скрывают это, а другие выставляют напоказ. Но все упирается в экономический фактор. Мой отец, например, был женат трижды. От первого брака у него была дочь Катя. Когда он женился во второй раз, забрал ее с собой. От второго брака у него родился сын Иван. А когда отец женился в третий раз, уже на моей матери, он забрал и Катю и Ивана, а у мамы была своя дочь от первого брака Тоня, потом родились мой брат Вовка и я. Маме пришлось воспитывать пятерых детей. Отец был хозяином, кормильцем, он мог прокормить большую семью. У нас и мужчина, и женщина находятся в каком-то постыдном положении. Они вынуждены скрывать свои отношения. Но давайте рассудим трезво: если мужик может прокормить нескольких женщин и детей, то пусть кормит. Тогда и беспризорных детей будет меньше, и девочек, которые зарабатывают своим телом на жизнь, тоже поубавилось бы. Но как человек верующий, православный, я не могу себе представить многоженство.

— Какая женщина для вас самая, самая, самая?..

— О, я описал такую женщину в своем романе «21-й километр». Я сконструировал ее. В ней собрал лучшие женские качества. Вообще в жизни вряд ли существует идеальная женщина. Есть понятие «любимая женщина». Мужчина ее боготворит, для него она идеальна, хотя другой на нее и не взглянул бы. Разве вы не видели: в электричке, например, едет парочка — парень красавец, а девушка и прыщавенькая, и волосики жиденькие, а что-то он в ней нашел, чего другие не разглядели. Влюбленный не видит недостатков. Она для него самая, самая, самая… Он не замечает кривых ног, плоской груди. В таком влюбленном состоянии мужчина теряет голову. Любовь, одним словом, зла.

— А что вы считаете главным в отношениях между мужчиной и женщиной?

— Конечно, любовь, влечение, страсть. Ведь для этого они и созданы противоположными полами, чтобы не просто дружить. Нужно что-то такое, что бы их удерживало вместе. Ведь почему появляются любовники и любовницы? Встречается женатому мужчине другая женщина, и она вытворяет с ним в постели то, чего стесняется жена. При этом жена не стесняется делать «это» с другим мужчиной, потому что знает: это временно, любовник ее не осудит. Мы тонем в сексуальной безграмотности, отсюда — частые разводы. А вообще не забывайте, что вы разговариваете с человеком, которому уже за 60. Мне даже как-то неловко об этом говорить. Какой тут секс?.. Хотя, как угадаешь?.. Бывают неугомонные и гораздо старше. Любовь же не имеет возрастных ограничений.

Ваше имя (*):
E-mail (*):
Website

Заголовок (*)
Ваш комментарий (*):
Я не робот...

Лучшие недели

Чак Берри. Биография Посетило:23179

Борис Штоколов. Биография Посетило:18783

Полицейский с рублевки Посетило:14905