У отца не было друзей. У него были мы с мамой

3 июля исполняется 85 лет со дня рождения Анатолия Эфроса. По сей день артисты, работавшие с ним, зрители, видевшие его постановки, да и многие театральные режиссеры, обычно очень ревниво относящиеся к работам представителей своего цеха, вспоминают о спектаклях Эфроса, как о самых сильных переживаниях, когда-либо полученных в театре. О том, каким был великий режиссер дома и как непросто складывалась его жизнь в театре, обозревателю "Известий" Марине Давыдовой рассказал сын Анатолия Эфроса известный режиссер Дмитрий Крымов.

Когда тебя впервые привели в театр, это, конечно, был спектакль папы?

- Нет, все очень традиционно - это была "Синяя птица" во МХАТе. Но я в Центральном детском примерно в этом же возрасте, то есть года в четыре, смотрел и папины спектакли. "Цветик-семицветик", наверное.

Кажется, я помню даже какие-то цветы на сцене. Правда, помню ли я их на самом деле, или мне только так кажется, не знаю...

Но ты понимал, что "Цветик-семицветик" - это папин спектакль?

- Да, в общем, догадывался. Приходишь - с тобой здороваются как-то по-особенному. А в "Ленкоме", где он был главным режиссером, мне вообще разрешали лазать там, где другим нельзя. И в "Ленкоме" я уже смотрел спектакли отца по десять раз. "Снимается кино" - раз пятнадцать, не меньше. И всегда ощущал как волшебство, когда артист выходил из-за кулис на сцену. За кулисами-то он один, а на сцене совсем другой. Особенно на гастролях этот перепад чувствовался. Смотришь на людей на подмостках и знаешь, что вечером в гостинице будет с ними застолье, все будут смеяться... Хотя отец всегда был немного отстранен от актеров.

А в чем это выражалось?

- А актеры в гости к нам не приходили практически. Я, помню, как-то Толю Грачева позвал к себе, пригласив его участвовать в одном из своих спектаклей. Мы жили тогда на Тверской, в папиной квартире. Я ему долго объяснял, как пройти, потом говорю: ну что я вам объясняю, вы же знаете, где папа живет. Он говорит: нет, я никогда у него не был. И никто не был - ни Коля Волков, ни Оля Яковлева, ни Тоня Дмитриева.

Лучшие дня

Вячеслав Фетисов: Легенда хоккея, политик и общественный деятель Посетило:25881

Артур Сопельник — от юного хулигана до зрелого педагога сцены Посетило:19459

«Секрет» — легенда советского бит-рока Посетило:11440

Но почему?

- Он уставал от всего, дома предпочитал просто полежать, отдохнуть. К нему гости никогда не приходили. Гости к папе?! Да вы что! Гости - это у нас с мамой были, а он приходил и мыл посуду. Нет, ну бывали исключения. Пришел к нему Миронов однажды. Помню еще редкий случай, когда какие-то артисты к нам заглянули репетировать. Почему-то так было на этот раз удобнее. Но чтобы зашли потрепаться... Нет. Такого вообще не было. В ритм его жизни это не укладывалось. Как-то без предупреждении к нам заехал его однокурсник и друг бывший. Они, правда, уже не общались к тому времени давно. Папа позеленел, отвел меня на кухню и говорит: "Демьяшка (он так меня называл), ты не удивляйся, я сейчас скажу, что должен в театр идти". Оделся и пошел с ним в театр. Он не мог сидеть и просто разговаривать. Он брал себе столько работы, чтобы не было зазоров, чтобы днем репетировать, утром писать.

А кого ты назвал бы его друзьями?

- У него не было друзей. У него были мы с мамой.

А тебе-то самому он уделял время?

- Ну мы с ним работали в какой-то момент.

Опять работали. А там домашнее задание сделать, подзатыльник дать...

- А, да... Помню. Он один раз решил пересилить себя и сделать со мной домашнее задание. Это было просто мукой. Я давился слезами, а он жутко злился. Это правописание, наверное, было. Потому что он сказал в какой-то момент: "А теперь пиши большими буквами: "Глупый Дима делает уроки". Он меня очень любил, но воспитание - это было не его амплуа.

Ты когда-нибудь наблюдал его на репетициях?

- Очень редко. Я знаю, что он не умел это делать, переживал, чуть ли не плакал, возвращаясь от актеров домой.

Что не умел делать, прости?

- Репетировать.

Как же так? Он ведь написал книгу "Репетиция - любовь моя".

- Это у него потом репетиция превратилась в любовь. А после института он стал в Москве работать с Бабочкиным, который его доводил, с Астанговым... И очень переживал. Он сказал однажды, что полюбил репетиции, когда научился думать при актерах. Открыто сомневаться. Что-то знать, а чего-то не знать. Потому что самое прекрасное в репетиции - это импровизация. Но этим умением никто не может обладать сразу. Откуда оно у него взялось? Из работы над собой.

Работа режиссера над собой...

- Ну да. Он приходил домой, вставлял ключ в замочную скважину, он знал, что мама сидит и ждет его, но он устраивал себе такое испытание: не открывать дверь, пока не будет решена проблема, возникшая в голове после репетиции. А мама не знала, что он стоит за дверью с ключом, сидела, шила или еще что-то делала. А любовь его к репетициям я тоже наблюдал. Это было абсолютное спокойствие. И такая, как он говорил, лабораторная тишина. Когда он снимал фильм, люди иногда заглядывали в павильон и говорили: ой, извините, а мы думали, тут никто не работает. Очень тихо было. Обычно ведь на съемке шумят все.

Эфрос на репетициях и Эфрос дома - это был один человек или разные?

- Разные абсолютно. Там был веселый, активный, остроумный, бурлящий идеями человек. А дома усталый, сосредоточенный... Но мне всегда было с ним легко. С ним было легко молчать.

Было что-то в жизни, что занимало его так же сильно, как театр?

- Мама. А все остальное - духовные поиски и т.д., это все через театр.

Предательство на Малой Бронной, и потом Таганка, это ведь было очень болезненно. Ты как-то ощущал это?

- Ощущал, конечно. Был еще конфликт в "Ленкоме". Его я помню смутно. Помню только, что папа лежал на бабушкиной кровати с сердечным приступом. И его быстренько решили послать на отдых вместе со мной. Так мы оказались в Гаграх.

Но ведь Эфрос был совершенно актерский режиссер. Откуда же брались эти конфликты?

- Откуда берутся конфликты и вообще все плохое - это понятно. Откуда берется хорошее - вот в чем вопрос. А плохое... Все состоит из плохого, и если ничего не делать, не работать над собой, то будет только плохое, хорошего не будет. Театр - это удивительное учреждение. Когда в театре плохо, то очень плохо, потому что это вынужденное совместное пребывание людей, которые уже не любят друг друга. А когда прекрасно, то вообще лучше не бывает.

Что значит для тебя творчество отца? Ты ведь пошел совсем другим путем в искусстве.

- Путь другой. Но результата я хотел добиться такого же. Когда я начинал, то был уверен: не могло все так измениться в театре, чтобы уже невозможно было испытать ощущения столь же сильные, как на спектаклях Эфроса. Я хорошо их помню. Вот здесь, в горле и, может, чуть пониже все сжимается. Это очень определенная штука. Она случается, когда тема сливается с театральной формой. Когда я, смотря спектакль, о чем-то догадываюсь, что-то недопонимаю, чему-то удивляюсь... Бываю чем-то убит, а потом оказывается, что я жив и смеюсь. Такой странный комплекс чувств. Совершенно особенное переживание, которое мне хотелось воскресить в себе и зрителях, сидящих в зале. Но его рецептов я, конечно, не

знал, я не знал, как он готовил эти свои отвары колдовские...

Лучшие недели

Мария Шарапова: рождённая побеждать Посетило:43972

Мастер эксцентрики и гротеска Посетило:31761

Альберт Эйнштейн: Гений, бунтарь и гражданин мира Посетило:307995