Не плачь ты, мама, не скорби,
Что стал сынок твой гайдуком,
Гайдук, ты знаешь, – бунтовщик,
Оставил, бедную, тебя
В тоске о первенце своем!
Кляни же, мама, проклинай
Ты за изгнание – врагов,
На что нас, юных, обрекли.
Чужбина стала кровом нам, –
Мы не милы, скитальцы, ей!
Но знаю, мама, мил тебе,
Раз так боишься за меня…
Уже мы завтра перейдем
Спокойный белый наш Дунай!
Ну что поделаешь теперь,
Коль сына, мама, родила
С юнацким сердцем боевым, –
Оно не может не пылать,
Пока беснуются враги,
Поганя мой родимый дом:
Где я мужчиной вырастал,
К груди твоей там припадал,
И где любимая моя,
С улыбкой кроткой на лице,
Очами черными пленила –
И сердце скорбное твое;
И братья там мои с отцом
Переживают за меня!..
Ах, мама милая моя,
Прости бойца и прощавай! –
Уже винтовка на плече, –
На глас народный я спешу,
На смерть безбожному врагу.
Я – за любимую мою,
За всех, за вас – мою семью –
Оружье взял.
А, там уж… сабля пусть покажет –
Достоин ли юнак ее!
А если вдруг услышишь ты –
Пропела пуля над селом,
И молодцы мои кругом, –
Ты выйди, мама, и спроси,
Что им известно обо мне?
Коль скажут – пулей я сражен,
Прошу тебя, – не плач тогда,
Не верь, кто скажет обо мне:
«Тебе опорой не был он».
Ступай, родимая, домой,
И сердце ты свое открой, –
И младшим братцам расскажи…
Пусть брата помнят своего,
И знают как, за что погиб,
Что унижений не терпел,
Что гордо голову носил,
И не склонял перед врагом.
Скажи им, мама, – помнят пусть
И ищут брата своего,
То, что осталось от него:
Средь скал, где селятся орлы,
А кровь, – кипучую как смоль, –
В больной истерзанной земле.
И пусть ружье они найдут
И саблю верную мою.
А коль увидят где врага, –
Что ж, – поприветствуют его
Свинцом
и сталью, следом, приласкают…
А, если же, мама, не сможешь
От горя ты выполнить это, –
Когда соберутся девицы
Перед крыльцом, на хоро, *)
И будут мои погодки,
Любовь моя, с нею – подружки, –
Ты выйди к ним, мама, все же,
И, с братьями вместе, послушай
Юнацкую песню мою. –
Узнаешь о том, как погиб я.
Какие слова промолвил –
Пред смертию, перед дружиной…
Я знаю, тебе будет тяжко
Все это веселие видеть.
А встретитесь взглядом с милой –
Вы обе печально вздохнете:
Два чудных разбитых сердца, –
Желанной моей и твое!
И слезы горючие капнут
На старую грудь и младую…
Все это пусть братья увидят,
А время придет – возмужают,
И будут, как я, – беззаветно
Любить
и врагов ненавидеть...
А если же, мама родная,
Вернусь я живой и здоровый,
Со знаменем нашим священным,
С друзьями моими лихими,
В завидной военной одежде,
Да с грозными львами на шапках,
На плечах – старинные ружья,
У пояса – сабельки-змеи… –
Могу лишь представить, что будет
Тут с вами:
С тобой и с любимой!
Бегите, цветы собирайте,
Нарвите плюща и герани,
Плетите венки, украшайте
Вы головы наши и ружья…
Вот вижу: идешь ты с букетом,
Прильнула ко мне и целуешь,
На лбу прочитав мою клятву:
Два слова – святых и заветных –
Достойная смерть и свобода!
Я тут же любовь пригрею,
И руку к груди прижму я,
Чтоб слышала голос сердца,
Отважного сердца юнака…
И плач заглушу поцелуем,
И высушу слезы губами.
А после… Прощай, моя мама,
И помни, любовь, обо мне!
… И тронулась с Богом дружина,
А путь ее страшен, но славен;
Я, может быть, юным погибну…
Но хватит вполне мне награды, –
Что скажет народ мой однажды:
«Он умер, бедняга. за правду,
За правду и за свободу»…
Патриот – отдаст он душу
За науку, за свободу;
Не свою вот только, братья, –
Душу своего народа!
Всем добро готов он делать, –
Лишь за звонкую монету.
Человек он, – что ж поделать? –
Продает себя за это.
Он прилежный христианин:
Не пропустит и обедни;
Но и в церковь он приходит –
Как делец, торгаш последний!
Всем добро готов он делать, –
Кто заплатит подороже,
Человек он, – ну и что же? –
И жену, глядишь, заложит.
Человек он с добрым сердцем:
Все поделит с бедняками;
Но не он вас, братья, кормит, –
Сыт он вашими горбами!
Делать всем добро готов он,
У кого шуршит в кармане,
Человек он, – что ж такого? –
Съест и душу с потрохами.
Оставь эту песню любовную,
не лей в моё сердце отраву –
я молод, но юность не помню,
но помню – противник расправы
над теми, кого ненавижу,
а ноги мои о булыжники…
Забыл время грусти и плача
вслед милому с горечью вздохи:
влача вериги, я батрачил;
твоя улыбка и от счастья глох я,
бездушный свет я презирал,
и грязью чувства замарал!
То сумасшествие забыто,
любовь, увы, совсем не греет,
она не в силах пробудиться;
ей скорбь глубокая владеет,
и ранами душа изрыта,
а сердце злобой перевито!
Твой голос чуден – молода,
но чуешь ли как лес поёт?
Что бедняку грозит беда?
Глас в сердце колоколом бьёт,
страданьем ранено оно,
там, с кровью где сопряжено!...
О, думы, сгиньте, сокрушительные!
Я чую, лес гудит, шумит,
я чую грохот бурь внушительный,
так мысль за мыслью в строй спешит –
где сказки старины живут,
в мученьях песни новые поют!...
О, спой ты песню, спой, пожалуйста,
девчонка, спой о жалости людской,
как брата брат продал, не жалуя,
как силы гибнут юности живой,
о том, как слёзы льёт вдовица,
о том, где детям бЕз дому ютиться!
Ты спой или мелькни и сгинь!
И сердце в трепете взлетит,
зажжётся и освЕтит стынь!
Земля грохочет там, гремит
от века страшного и злобного
в предсмертной песне у надгробия…
Там… буря крыши рвёт, крушит,
угроза сабли для венца;
там в страшном страхе рот открыт,
а в крике есть зерно свинца,
и смерти там мила улыбка,
и сладок сон, прохладна «зыбка»*!
Ах, песни те, твоя улыбка,
твой глас мне запоёт? Лелею…
Конец кровавому напитку,
от коего любовь немеет,
тогда я сам ещё пою,
о том, что нет любви добрее!
Жив еще, жив он! Там на Балканах
Лежит и стонет в кровавой луже,
Юнак, с глубокой у сердца раной,
Годами – молод, но духом – дюжий.
Ружье отбросил, закинул саблю –
Ее обломки блестят поодаль;
Мутнеют очи и силы слабнут,
Уста проклятья вселенной молвят!
Раскинув руки, лежит, а в небе
Сияет солнце, печет – нет мочи,
И в поле жница поет о хлебе,
И кровь сильнее в груди клокочет.
Настала жатва… Смелей, рабыни,
О доле пойте. Согрей же, солнце,
Ты эту землю, в которой сгинет
И этот воин… Но слышишь, сердце! –
Кто погибает в бою за волю, –
Не умирает; о нем рыдают
Земля и небо, и лес, и поле…
Поэты песни о нем слагают…
Укроет в полдень крылом орлица,
Волк осторожно залижет рану,
Взовьется сокол – отважных птица, –
И тот заботой окружит брата.
И выйдет месяц. – Наступит вечер,
Усеют звезды весь свод небесный,
В лесных чащобах подует ветер –
Шумят Балканы гайдуцкой песней!
И самодивы в одеждах белых,
По нежным травам, едва ступая.
Слегка коснутся больного тела,
И песней дивною обласкают.
Одна русалка врачует нежно,
Кропит другая – водой студеной,
А третья, – в губы целуя, – спешно,
Зажжет улыбку в глазах бездонных!
- Скажи, сестрица, где наш Караджа?*)
И где лихая моя дружина?
Возьми же душу, когда расскажешь,
И пусть застынет тогда кровь в жилах!..
Всплеснув руками, вдруг взмоют феи,
И в поднебесьи кружиться будут –
Вплоть до рассвета, с волшебным пеньем,
Следы Караджи ища повсюду…
… Уже светает… А на Балканах
В кровавой луже юнак страдает,
И осторожно волк лижет рану,
И снова солнце нещадно жарит!..
*)Караджа Стефан – вождь повстанческой четы, перешедшей одновременно с четой Хаджи Димитра из Румынии в Болгарию для борьбы с турками. После разгрома был казнен в г.Русе.
Паситесь, мирные народы!
Вас не пробудет чести клич.
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стрич…
А.С.Пушкин
Ликуйте, народы! – от стара до млада,
Восславьте вы Бога, восславьте царя!
Сегодня – ваш праздник. Овечье же стадо
Все также нуждается в поводырях,
Когда этот царь, глупец беззаботный,
Как, впрочем, любые земные вожди,
Стадо погонит палкой добротной, –
Тут уже в помощь и псов цепных жди –
Министров ручных, без чинов и зарплаты.
А царь настоящий посмотрит на них:
«Везет же им, – скажет, – живут же ягнята,
Получше, пожалуй, чем люди мои!».
И тронется стадо – от млада до стара,
Торенным путем поплетутся они, –
Идут на закланье, – раз надо, так надо, –
Сегодня ведь праздник… –
Под нож их гони!
…А что же, Георгий? – Бездушный разбойник?
И жертвы он хочет, – святой наш поборник?
- Пастух ее ждет, как небесную манну,
Да поп полупьяный, – набить бы карманы,
И жаждут властители ваши, цари
Гаремы пополнить поганые чтобы,
И все это сделать – во имя утробы.
А тех, кто молчит, – потрошат, обдирают,
Берут. Что досталось вам кровью и потом,
Под дудку чужую плясать заставляют!..
С богатым и бедный гуляет охотно,
Где пьют – там и песни поют,
Царей восхваляют и чествуют Бога…
Ликуйте, народы! Сегодня ваш праздник…
Так торной дорожкой, под блеянье,
Овцы бредут.
Скажи, скажи народ мой бедный,
кого в той рабской люльке зыбят*?
Кто принесёт тебе победу,
и зверский крест из тела выбьет?
Терпеть и петь, нам пояс туже:
«Терпи, спасёшь свою ты душу!»
Властитель иль его наместник,
Лойола сын, иль брат Иуда,
предатель чтит,… жив в нём предвестник.
Страданья вновь, не будет чуда,
и снова кровь, безумье снова,
кто брата сдаст, убьёт отца родного?!
Не он? – скажи. Молчание народа!
Как глух и страшен звон оков,
в них не учуять глас свободы,
и в голову прицел готов.
Отборный сброд – там бал скотов,
в серьгах и сюртуках – пусты глаза слепцов.
Прицел в народ – пот на челе,
кровь быстро льётся на надгробье,
тот крест забит, и в кабале…
А змей сосёт живот народный,
болезни разъедают кости,
сосут свои, сосут и гости!
А бедный раб терпи их скопом,
без слёз, без срама, счётчик – время;
с тех пор хомут… и мы холопы,
с тех пор в оковах наше бремя.
Мы сбросим с верой племя сброда,
нас ждут порядок и свобода!
В тоске, в неволе юность миновала,
кровь моя в жилах гневно бунтовала,
суров взгляд, мрачен – ум не одолеет,
добро ли, зло заложено в идеях.
А на душе воспоминаний бремя,
листает горько память – тяжесть-время.
И грудь пуста: там ни любви, ни веры,
надежда спит мертвецки, кто тут первый…
Возможно, человек и поумнеет,
нормальным у нас бирки дурней клеят.
Глупцу за деньги льстят и уважают.
«Богатый!» – молвят, – «Хлеб не свой съедает».
Живые души обжигал и грабил,
и на сиротах наживался он масштабно.
Пред алтарём ведь Господу соврал,
в молитве мысли лживые вещал.
Тиран, сатрап, простых людей мучитель,
к нему с поклоном и дикарь-учитель,
и поп, и церковь, даже… вера служит!
он с журналюгами, мудруя, дружит.
Но страху суждено с небес спуститься,
на мудрость всякую, … как говорится…
Стада волков в овечьей шкуре рыщут,
в основе камень… и никто не взыщет.
Ложь на святом, и разум человечий
в оковах тяжких истязают вечно.
Ведь Соломон тираном был развратным.
Давно понятно: рай куда-то спрятан.
Дела богатых и святых отцов?
Поведано о глупых средь глупцов
в той притче в библии, что о святых.
Свет вторит: не ищи путей иных,
«От Бога пост!», царя чти одурело.
Священна глупость, служащая цели!...
Уму и чести с ней бороться делом.
Борцы в неволе в муках умирали,
чему б они ценой сей присягали?!
Свет знал: хомут навесили – влачи,
а тирания зла и по сей день
в чести. Целуй стальную власти руку,
внимая лжи в устах, и верь без звука.
Покуда тебя бьют, молчи, молись,
…на звере кожа задубеет за всю жизнь,
а кровь твою пьют с вожделеньем змеи,
пока на Господа живёшь, надеясь:
«Помилуй, Боже, грешен я, ты видишь!»
Молясь, поймёшь, кого ты ненавидишь,
те кару избегут, их не обидят…
Иди на Свет! Тут путы: ложь и рабство…,
Опустошённая земля, где царство!
И, как залог для рода, для потомства,
здесь власти не чужды ни кровь, ни вероломство,
где вечно дни чередовались с ночью,
грешно: и подлость, блуд и слёз воочию…
На скорби царство и костях, зло бесконечно!
Кипит борьба, и поступь давит нечисть.
Добудем жизнь не рабски-недостойную,...
ещё униженным, обиженным кричать:
«Хлеб иль свинец!» – раздавит войско,
тех, кто именовался гордо 'власть'!
Советских актёров часто ставят в пример как образец духовной силы, национальной гордости и внутренней красоты. Они стали символами эпохи, носителями культуры и нравственности. Но, как известно, за кул...
Актеры — люди творческие, но кто бы мог подумать, что некоторые из них скрывают прекрасный голос. В эпоху раннего Голливуда актеров с музыкальными способностями было немало — это считалось скорее норм...
Неузнаваемая Ким Кардашьян в объективе фотографа Маркуса Клинко, 2009 год. Памела Андерсон в самой первой съёмке для журнала «Playboy», 1990. На фото голливудская актриса Dorothy Lamour и шимпанзе Джи...
Расскажем, как сложилась судьба актеров, которые начинали сниматься еще в детстве.
Остаться на вершине в Голливуде удаётся не каждому, особенно если путь начался в детстве. Одни актёры теряются из-за...
Два года назад отечественное телевидение столкнулось с беспрецедентной кадровой тектоникой — целая группа ярких и узнаваемых ведущих стремительно исчезла с экранов федеральных каналов. Эти лица долгие...
Кира Найтли на страницах журнала к выходу фильма «Пиджак», 2005. Следы динозавра, раскопанные в русле реки Палакси. Техас. США. 1952г. Самая большая женщина рядом с самым маленьким мужчиной, 1922 год....