С тревогой думаю, что жизнь свою я оправдал бы,
Лишь исповедь публично совершив,
Раскрыв обман и мой, и времени того:
Нам разрешалось верещать, как карликам и бесам,
Но под запретом оставались строгим
Достойные и чистые слова.
И так была сурова кара,
Что, вымолвив хотя б одно из них,
Уж человек себя считал погибшим.