Они были воплощениями дьявола.

I am not mad; I would to heaven I were! For then, 'tis like I should forget myself; O, if I could, what grief should I forget!

Нет ужаса, Кассий, в твоих угрозах, Ибо я так вооружен честностью, Что они проходят мимо меня, как праздный ветер.

Такие люди, как он, никогда не успокаиваются, Пока видят нечто большее, чем они сами, И поэтому они очень опасны.

Я презираю тебя, цинговый товарищ.

Ибо я поклялся тебе прекрасным и считал тебя светлым, ты черна, как ад, темна, как ночь.

В тебе нет ни честности, ни мужества, ни дружелюбия.

Мужчины должны быть такими, какими кажутся; Или те, которых нет, могли бы они казаться никем!.

О, если бы уши людей были глухи к советам, но не к лести!

Мы делаем виновными в наших бедствиях солнце, луну и звезды; как если бы мы были злодеями по принуждению.

Остерегайся, дорогое сердце, этой большой привилегии; Самый твердый нож при неправильном использовании теряет свою остроту.

Примите добродетель, если у вас ее нет. Это чудовище, обычай, который ест все чувства; Повадки дьявола, есть ангел еще в этом.

Зунды! сэр, вы один из тех, кто не будет служить Богу, если вам прикажет дьявол.

Они не оскорбляют короля тем, что ему льстят. Ибо лесть — это мехи, надувающие грех; Вещь польщенная, а искра, Которой тот порыв дает жар и сильнее пылает.

Мои глаза были не виноваты, ибо она была красива; Мои уши, услышавшие ее лесть; ни мое сердце, Которое думало, что она похожа на нее. Было порочно Не доверять ей.

Ей-богу, я не могу льстить, я бросаю вызов Языкам пустышек! но более смелого места В любви моего сердца нет человека, чем ты. Нет, призовите меня к моему слову; одобри меня, господин.

Из всех знаний мудрые и добрые больше всего стремятся познать самих себя.

У него сердце звучное, как колокольчик, и язык его трещит; ибо то, что думает его сердце, говорит его язык.

Разбитый на куски злой Смертью.

Человеческие недостатки редко проявляются в них самих.

Нет, не думайте, что я льщу. На что я могу надеяться от тебя, Что нет дохода, кроме твоих добрых духов, Чтобы накормить и одеть тебя? Почему бедные должны быть польщены?

Где твое древнее мужество? Вы привыкли говорить, что крайности — испытание духов; Что обычные люди могли нести общие шансы; Что когда море было спокойным, все лодки одинаково демонстрировали мастерст

Все, что есть, скорее преследуется, чем доставляет удовольствие.

Умеренная скорбь есть право мертвых, чрезмерная скорбь врага живым.

Волна, колеблемая ветром, с высокой и чудовищной магистралью, Кажется, льет воду на горящего Медведя И гасит охрану навеки закрепленного шеста.

Она говорит кинжалами, и каждое слово пронзает: если ее дыхание было так же ужасно, как и ее окончания, то рядом с ней не было живых; она заразит до Полярной звезды. Я не женился бы на ней, даже если

Она никогда не говорила о своей любви, но позволяла тайне, как червь i-й бутон, питаться ее булатной щекой. Она задумалась; и, с зелено-желтой меланхолией, она сидела, как Терпение на памятнике, улыб

Волки и медведи, говорят они, отбросив в сторону свою свирепость, сделали то же, что и сострадание.

Склонитесь, упрямые колени, и, сердце со стальными струнами, Будьте мягки, как сухожилия новорожденного младенца. Все хорошо.