Почему Адам и Ева не прикоснулись сначала к древу жизни? Потому что искушение бессмертием слабее, чем знанием и особенно властью.

Поймет ли хоть кто-нибудь человека, который ни на секунду не в силах забыть рай?

Писать - значит осмеливаться.

Писание - это не мысль, это передразнивание или, в лучшем случае, воспроизведение мысли.

Перевод плох, если он яснее, понятнее оригинала. Значит, он не сумел сохранить многозначность авторского текста, а переводчик спрямил путь, совершив преступление.

О тоске можно рассказать теми же словами, что и о море.

Нужно разрушить себя, чтобы себя обрести; сущность - это самопожертвование.

Нищета - другое название абсолюта.

Не уметь жить иначе - только на пределе пустоты или полноты, только крайностями.

Ни у кого на Западе не хватает смелости сказать о «пропасти рождения», формуле, которая часто встречается в буддийских текстах. А между тем рождение - это пропасть, настоящая бездна.

Не путать себя и свои ощущения. Но как это сделать?

Не понимаю, как это вообще возможно - написать какую-то книгу. И тем не менее…

Невротик - это человек, который не в силах забыть.

Невозможно любить джойсовского «Улисса». Но остальные романы невозможно после него даже читать.

Нас переживает только наш крик.

Настоящий пророк - это тот, кто мучится неотступной мыслью о будущем, не веря ни в какой «прогресс».

Настоящее наследие писателя - это его секреты, его мучительные и невысказанные провалы; закваска стыда - вот залог его творческой силы.

Настоящая поэзия начинается за пределами поэзии. То же самое с философией, да и со всем на свете.

Написать о самоубийстве - значит его избежать.

Мы все - бывшие верующие, мы все - верующие без религии.

Мысль - самая незаметная разновидность агрессии.

Мысли у меня не дотягивают до уровня чувств.

Дело неблагодарное - описывать чужих врагов.

Гибельная, певучая пустота в каждой клеточке тела - вот что такое Меланхолия.

В конце концов, я испытываю привязанность только к тем странам, которые втайне расстались с жизнью. Не зря я родился в Империи, знавшей, что она обречена.

В конечном счете все мои так называемые «сочинения» - лишь попытки антиутопии.

Выше всего я ставлю сухую, как скелет, прозу, сведенную судорогой.

Вся индусская философия - в чувстве ужаса. Ужаса не перед смертью, а перед рождением.

Все толкает меня забыть родину, а я не хочу, сопротивляюсь, сколько есть сил.