Все, на что мы неспособны, сходится в одном: в неспособности любить, неспособности вырваться из своей тоски.

Все мои способности убила тоска.

Во Франции ностальгии нет. Только хандра!

Вера в себя - вот настоящая «благодать».

В довоенные времена жил один старый больной поэт, которого совершенно забыли и по настоянию которого, как я где-то прочел, всем посетителям должны были говорить, будто его нет дома. Время от времени ж

Ветер, который так прекрасно замещает музыку и поэзию. Странно, что в краях, где он дует, ищут каких-то других средств выражения.

Быть в раю - значит видеть, не понимая. Иначе жизнь невыносима.

Бремя настоящего проклятия испытываешь, только поняв, что чувствовал бы его даже в раю.

Боль не знает предела.

Бог подарил Адаму и Еве блаженство при условии, что они не захотят и не достигнут ни знания, ни власти.

Безразличие - вот идеал одержимого.

Ад - это запрещение молиться.

Чтобы творить - нужна вера, вера, вера! Вера в себя - вот истинная благодать.

Ах, эти русские, до чего они мне близки!

Только мазохист способен искать смысл во всем на свете.

Смерть - это утешение тому, кто обладал вкусом и тактом переносить поражение, это вознаграждение тому, кто ничего не достиг и ничего не должен был достичь... Она - его оправдание, она - его победа. И

Смерть - пряная приправа жизни. Лишь она придает вкус мгновениям, скрашивает пресность.

Свобода это самоопустошение, свобода истощает, тогда как гнет заставляет копить силы, не дает расплескивать энергию, как это делает свободный человек, которому свойственно расточаться, раздавать лучше

Проблема ответственности имела бы смысл в том случае, если бы с нами еще до нашего рождения посоветовались и получили бы от нас согласие стать именно тем, кем мы и являемся.

Пока человек защищен безумием, он действует и благоденствует, однако стоит ему освободиться от живительной тирании навязчивых идей, как он теряет себя и разрушается.

О нашей хрупкости нам напоминает вовсе не вторжение какого-то определенного недуга: более смутные, но и более тревожные предуведомления означают для нас угрозу изгнания из лона времени.

Не стоит долго распространятся насчет того, что смерть есть то лучшее, что дала нам Природа, чтобы принести всем нам успокоение. Когда мы умираем, то все прекращается, все навеки исчезает. Какое это с

Люди не понимают, что с посредственностью нельзя бороться иначе как с помощью страдания. Дух и культура сами по себе не производят серьезных изменений. Но страдание способно изменить огромное количест

Какой это позор - смерть! Вдруг превратиться во что-то…

Жизнь - это ничто; смерть - это все. Тем не менее никакая смерть не является независимой от жизни. Именно отсутствие автономии делает смерть всеобщей: у нее нет собственного удела, она вездесуща, как

Давайте в глубине души сохраним самую главную уверенность: у жизни смысла нет и не может его быть. Если бы внезапное откровение убедило нас в обратном, нам пришлось бы немедленно убить себя. Если бы и

Все бессмысленно, включая сознание этой бессмысленности.

«Внутренняя жизнь» - удел тонких умов, этаких трепещущих недоносков, подверженных эпилепсиям без конвульсий и пены изо рта. Биологически цельный человек остерегается «глубины», неспособен на глубокие

Семидесятилетняя леди Монте­гю уверяла, что перестала смотреться в зеркало одиннадцать лет назад.
Эксцентричность? Возможно. Но только для тех, кому неведома мука мучени­ческая от ежедневной встр