Бог не сотворил ничего, что было бы ему более ненавистно, чем этот мир; и с самого дня творения он ни разу на него не взглянул - так сильна его ненависть.

Если бы было возможно определить производственный дефект, следы которого столь явным образом несет на себе мир!

Литературная критика противна здравому смыслу: читать нужно не для того, чтобы понять другого, а чтобы понять самого себя.

Можно вообразить и предвидеть все, кроме глубины своего падения.

За одну бессонную ночь узнаешь больше, чем за год сна.

Ничего не совершить и умереть от переутомления.

Сколько себя помню, главной моей болезнью была предельная поглощенность временем, предметом всегдашних наваждений и мук. Время угнетало меня постоянно, но с годами его тяжесть росла. В мыслях я беспре

Мы торжествуем над смертью, противопоставляя ей нашу одержимость совершенством, отчаянно ища несокрушимое в словах, самом символе обветшалости.

Чтобы чувствовать, что я существую, что я есть, я должен поглощать. Помню, в детстве мне случалось одному съедать столько, сколько вся семья. Давняя потребность успокаиваться, что-нибудь жуя, находить

Замурованный в собственном мире, я могу вырваться из него лишь одним способом: уничтожив память.

Никто не узнает истинное начало своего конца.

Только один живет так, как если бы он был вечен, а другой непрерывно думает о своей вечности, в каждой мысли отрицая ее.Мысль разорвана, не хорошо. Что-то было перед этим предложением, так не цитируют

... Встречая по окончании каждой ночи новый день, мы замираем от ужаса перед неосуществимой необходимостью заполнить его.

Как представить себе жизнь других людей, если даже своя собственная жизнь едва-едва укладывается в уме?

Дух беззащитен против осаждающих его миазмов, ибо они зарождаются в самом гиблом на свете месте, там, где безумие смешивается с нежностью в клоаке утопий и грез: в нашей душе.

Всякое вдохновение проистекает из способности к преувеличению: лиризм - и вообще весь мир метафоры - был бы всего лишь жалкой неврастенией, если бы в нем не было неистовства, от которого вздуваются и 

Ведь поэзия - это не что иное, как космогонический бред словаря.

... Каждая секунда вонзается в нас, подобно кинжалу.

Все, что делается на земле, порождено иллюзией наполненности в пустоте, иллюзией тайны, которую несет в себе Ничто.

Никто, кроме дураков, не смеется наедине с собой.

Если бы наши ближние могли узнать наши мысли о них, то такие слова, как «дружба», «любовь», «самоотверженность» пришлось бы раз и навсегда вычеркнуть из словарей.

Мы так устроены, что можем вытерпеть истину лишь в определенных дозах.

Лучший способ избавиться от врага - везде говорить о нём только хорошее. Ему это перескажут, и он уже не сможет вам вредить: вы сломили его дух. Он будет по-прежнему воевать против вас, но без особого

Мы тем легче выносим то, что нас окружает, чем скорее даем ему имя - и проходим мимо.

Легкомыслие дается нелегко. Это привилегия и особое искусство; это поиски поверхностного теми, кто, поняв, что нельзя быть уверенным ни в чем, возненавидел всякую уверенность.

Здоровье сохраняет жизнь такой, какая она есть, в ее бесплодной самотождественности; а вот болезнь - это деятельность, притом самая интенсивная из всех, какую только может развить человек, это безудер

Наваждение, доведенное до пресыщения, растворяется в своей собственной избыточности. Постоянно настаивая на безграничности смерти, мысль в конце концов изнашивает эту идею, внушает нам к ней отвращени

Тот, кто не предавался сладострастию тоски, кто мысленно не упивался грозными картинами собственного угасания, не ощущал во рту жестокого и сладковатого привкуса агонии, тот никогда не исцелится от на

Создатель ценностей, человек является преимущественно узником бредовых видений, узником веры в то, что нечто существует, тогда как стоит ему задержать дыхание, как все останавливается, стоит подавить