
27 апреля 2010 года, Вашингтон. Слушания в Сенате.
Ллойд Бланкфейн сидел в кресле свидетеля, ослепленный клиглайтами телекамер, глядя на панель сенаторов, которые уже вынесли приговор. Он не мог ясно видеть своих обвинителей сквозь яркий свет, но прекрасно понимал — они здесь не для того, чтобы узнать правду. Они здесь для того, чтобы совершить сделку: его голова в обмен на их славу.
Сенатор Карл Левин склонился к микрофону, его голос звучал обвиняюще:
— Вы думаете, они знают, что вы считаете это дерьмом, когда продаете им это и затем делаете ставки против? Вы думаете, они знают?
Бланкфейн сделал паузу. Человек, который вырос в социальном жилье в Бруклине, продавал газировку на стадионе "Янки" и стал самым влиятельным банкиром Уолл-стрит, медленно ответил:
— Они вероятно... институциональные клиенты, которые у нас есть... не заботятся о наших взглядах.
В этот момент весь мир увидел не извинения, не раскаяние. Они увидели философию, которая разделяла Америку на два лагеря: тех, кто понимал, как работает система, и тех, кто стал её жертвами.
20 сентября 1954 года в Бронксе родился мальчик, которому было суждено стать символом финансового капитализма XXI века. Его отец Сеймур работал клерком в почтовом отделении на Манхэттене, мать Морин была секретарём. Семья жила в Linden Houses — проектах социального жилья в Ист-Нью-Йорке, Бруклин, среди иммигрантов и этнических меньшинств.
Это не были те "статусные символы", с которыми рождаются будущие короли Уолл-стрит.
Молодой Ллойд бегал по набитым рядам стадиона "Янки", выкрикивая: "Содовая! Холодная содовая!" Он учился читать толпу — кто спешит, кто хочет скидку, кому можно продать дороже. Он не знал тогда, что это была его первая практика на торговой площадке, что он оттачивал инстинкты, которые однажды сделают его титаном Уолл-стрит.
В старших классах школы Томаса Джефферсона он был лучшим учеником — валедикторианом выпуска 1971 года, преодолев легкий дефект речи чистым упорством. Он получил академическую стипендию в Гарвардский колледж, где изучал историю, а затем поступил в Гарвардскую школу права, получив степень в 1978 году.
Но юридическая практика в корпоративном налоговом праве в нью-йоркской фирме не удовлетворяла его. В 1982 году он принял решение, которое изменило все: присоединился к J. Aron & Co., крошечной товарно-сырьевой торговой фирме, которая годом ранее была приобретена Goldman Sachs.
Он начал как продавец драгоценных металлов. Для выпускника Гарварда это было шагом вниз. Для уличного мальчишки из Бруклина — это был путь домой, на торговую площадку.
Goldman Sachs не была обычным банком. Она была последним крупным партнерством на Уолл-стрит — закрытым клубом, где риски делились между партнерами, где каждый чувствовал кожей последствия каждой сделки.
Бланкфейн впитал эту культуру как губка. К 1988 году он стал партнером. К 1994 году — сооснователем валютного бизнеса Goldman, который помог укрепить позиции фирмы как ведущего поставщика интегрированных финансовых решений по всему миру.
«Мы были последним крупным партнерством на Уолл-стрит», — объяснял он позже. — «Когда мы стали публичной компанией, мы перенесли культуру партнерства в публичную компанию. У нас культура собственности. Никто в Goldman Sachs не получает зарплату только из своего P&L. Важно, как идут дела у вашего бизнеса, но важнее, как идут дела у фирмы в целом».
В 1997 году он стал сопредседателем подразделения Fixed Income, Currency & Commodities (FICC). К 2002 году — вице-председателем с управленческой ответственностью за FICC и подразделение акций. В 2004 году — президентом и главным операционным директором.
Его наставник? Хэнк Полсон, человек с лысой головой и прямым взглядом, который воплощал старую гвардию Goldman. Но когда в 2006 году президент Джордж Буш номинировал Полсона на пост министра финансов США, трон освободился.
1 июня 2006 года Ллойд Крейг Бланкфейн, сын почтового клерка, стал председателем и генеральным директором Goldman Sachs.
Ему было 51 год. До величайшего испытания в его жизни оставалось два года.
2007 год. Рынок недвижимости США — пузырь, наполненный ядовитым газом субстандартных ипотек, упакованных в сложные финансовые инструменты, которые никто толком не понимал. Lehman Brothers, Bear Stearns, Merrill Lynch — все удваивали ставки, убежденные, что музыка никогда не остановится.
Но инстинкты трейдера, которые Бланкфейн оттачивал десятилетиями, подсказывали другое.
«Мы начали видеть, что некоторые активы не держатся», — вспоминал он. — «Если бы вы спросили меня в конце 2006 или начале 2007 года, рухнут ли цены на недвижимость, я бы не знал. Но мы знали свой собственный риск».
Goldman начал сокращать экспозицию. Не потому, что они знали о грядущем коллапсе — а потому что они понимали риск-менеджмент. Cornerstone философии Бланкфейна? Mark-to-market accounting — ежедневная переоценка ценных бумаг, система раннего предупреждения как для риск-менеджеров, так и для регуляторов.
15 сентября 2008 года Lehman Brothers, фирма, которая существовала с 1847 года, исчезла за ночь. Bear Stearns, основанный в 1923 году, был поглощен JPMorgan Chase за гроши. Два столетних института стерты в пыль за дни.
Goldman Sachs выжил.
И в этом выживании — весь скандал.
К концу 2008 года Goldman Sachs трансформировался из инвестиционного банка в банковский холдинг, получив доступ к кредитам Федеральной резервной системы. Бланкфейн воспользовался низкими процентными ставками, чтобы задавить конкуренцию и утвердить Goldman как второй по величине инвестиционный банк США.
Другие банки либо обанкротились, либо были поглощены. Goldman процветал.
В 2009 году Financial Times назвал его «Человеком года». В цитате отмечалось, что «его банк придерживался своих сильных сторон, беззастенчиво воспользовавшись низкими процентными ставками и уменьшенной конкуренцией, возникшей в результате кризиса, чтобы получить большие торговые прибыли».
Но народная ярость росла. Goldman получил $14 миллиардов через спасение AIG — и именно связи с Вашингтоном (Хэнк Полсон, Стив Фридман, Джош Болтен) казались многим слишком удобными.
Rolling Stone опубликовал статью, в которой назвал Goldman «великим вампирским кальмаром, обвившимся вокруг лица человечества, неумолимо вонзающим свою кровавую воронку во все, что пахнет деньгами».
А потом, 8 ноября 2009 года, в интервью Times of London Бланкфейн сказал слова, которые станут определяющими для его наследия:
«Я просто банкир, делающий божью работу».
Мир взорвался. Критики издевались. Forbes назвал его «Самым возмутительным CEO 2009 года». Конгрессмены точили ножи.
Но что он имел в виду? В более длинной версии он объяснял: «Мы очень важны. Мы помогаем компаниям расти, помогая им привлекать капитал. Компании, которые растут, создают богатство. Это, в свою очередь, позволяет людям иметь работу, что создает больше роста и богатства. У нас есть социальная цель».
Защита? Или провокация человека, который знал, что трон, на котором он сидит, невозможно опрокинуть?
27 апреля 2010 года Бланкфейн давал показания перед постоянным подкомитетом Сената по расследованиям. Сенатор Левин обвинял Goldman в продаже клиентам финансовых продуктов, которые фирма считала «дерьмом», одновременно делая ставки против них.
Ответы Бланкфейна были криптическими, легалистическими, технически правильными и морально неудовлетворительными. Он заявил, что Goldman не имел моральных или юридических обязательств информировать клиентов, потому что не действовал в фидуциарной роли.
Левин обвинил его в введении в заблуждение Конгресса. Обвинений в лжесвидетельстве не последовало, но Бланкфейн нанял Рейда Вайнгартена — защитника, который представлял CEO WorldCom Бернарда Эбберса и бухгалтера Enron Ричарда Коузи.
Публичное унижение было полным. Но Goldman выжил. Бланкфейн выжил.
В 2011 году Forbes поместил его на 43-е место в списке самых влиятельных людей мира.
Компенсация Бланкфейна всегда была в центре споров. В 2006 году его общий пакет составил $54,4 миллиона — самая высокая зарплата на Уолл-стрит. В 2007 году — $53,9 миллиона.
Во время кризиса, когда миллионы теряли дома и работу, он заработал $68 миллионов в год.
«Я чувствую недостаток признания в обществе по отношению к людям с Уолл-стрит», — сказал он в 2019 году.
Недостаток признания? Или непонимание того, что признание должно быть заслужено не только прибылями?
К 2015 году его состояние оценивалось в $1,1 миллиард. В 2018 году его зарплата составила $24 миллиона.
В марте 2012 года Грег Смит, бывший исполнительный директор Goldman, опубликовал разгромную статью в New York Times под названием «Почему я ухожу из Goldman Sachs». Он жестко критиковал высшее руководство фирмы и лично Бланкфейна за пренебрежение интересами клиентов.
Смит писал о культуре, где клиентов называли «марионетками», где прибыль ставилась выше всего.
Бланкфейн ответил защитой корпоративной культуры Goldman. Но трещина в фасаде была видна всем.
Политически Бланкфейн определял себя как «зарегистрированный демократ и рокфеллеровский республиканец... консервативен в фискальных вопросах и более либерален в социальных».
В 2007 году он пожертвовал $4,600 кандидату от Демократической партии Хиллари Клинтон. Он также поддерживал кампании республиканцев, включая Роба Портмана.
Его политические взгляды, как и все в нем, отражали прагматизм человека, который понимал, что власть — это не идеология, а доступ.
С 1983 года Бланкфейн женат на Лоре Джейкобс, адвокате и дочери Нормана С. Джейкобса, главного редактора изданий Foreign Policy Association. У них трое детей: Александр, Джонатан и Рейчел.
Несмотря на огромное богатство, Бланкфейн известен относительно скромным образом жизни — отражением его корней в Бруклине. Он заядлый теннисист, использующий спорт как способ оставаться активным и расслабляться.
Фонд Lloyd and Laura Blankfein Foundation пожертвовал миллионы на образование, здравоохранение и социальную справедливость: $620,000 Гарвардской школе права, $500,000 Ethical Culture Fieldston School, $46,500 Robin Hood Foundation.
С 2000 по 2009 год Бланкфейн лично пожертвовал $11 миллионов (4,58% от его общей компенсации) благотворительным организациям.
Бог или дьявол? Филантроп или хищник? Может быть, как и сам капитализм, он был и тем, и другим одновременно.
9 марта 2018 года Wall Street Journal сообщил, что Бланкфейн уйдет с поста руководителя Goldman Sachs к концу года. Позже в тот же день Бланкфейн написал в Twitter: «Это объявление @WSJ... а не мое. Я чувствую себя как Гек Финн, слушающий собственную панихиду».
1 октября 2018 года Дэвид Соломон стал CEO. К концу года — председателем. Эра Бланкфейна закончилась.
С 2019 года он служит старшим председателем Goldman Sachs — советником, но больше не королем.
Кто такой Ллойд Бланкфейн?
Он — американская мечта: мальчик из проектов, который стал миллиардером через интеллект, упорство и способность читать риски лучше, чем кто-либо другой.
Он — символ того, что многие считают неправильным в капитализме: человек, который заработал миллиарды на кризисе, который разрушил миллионы жизней, и который настаивал, что делает «божью работу».
Он — выживший: когда Lehman и Bear пали, Goldman устоял. Не потому что был лучше морально, а потому что был лучше стратегически.
Он — прагматик: понимающий, что в мире финансов нет друзей и врагов — есть только контрагенты и позиции.
Он — противоречие: филантроп, который жертвует миллионы, и CEO, который защищал бонусы в $68 миллионов во время Великой рецессии.
Но, возможно, самое точное определение дал сам Бланкфейн в тихом признании во время кризиса: «Что мы и другие банки, рейтинговые агентства и регуляторы не смогли сделать — это поднять тревогу о том, что в системе было слишком много кредитования и слишком много рычагов».
Он знал. Они все знали.
И все равно играли.
Потому что на Уолл-стрит, когда играет музыка, ты должен танцевать. А Ллойд Бланкфейн танцевал лучше всех — даже когда музыка остановилась, и весь мир смотрел на руины.
История запомнит его не как героя и не как злодея, а как то, чем он всегда был: идеальным продуктом системы, которую он не создавал, но которую мастерски использовал.
Божья работа? Может быть. Но какого бога?
Ллойд Бланкфейн - фотография из открытых источников
Посмотреть фото
Ллойд Бланкфейн - фотография из открытых источников
Посмотреть фото
| Родился: | 20.09.1954 (71) |
| Место: | Бронкс (US) |