Хочу, мой Вадим, хочу знать, кто эта очарова-
тельница, отнявшая у нас лучшую часть твоего
сердца...
Евдокия Ростопчина, 'Чины и деньги'


К. Григорьеву

Потрескивал камин, в окно луна светила,
над миром Царь-Мороз объятья распростер.
Потягивая грог, я озирал уныло
вчерашний нумерок 'Нувель обсерватер'.

Средь светских новостей я вдруг увидел фото:
обняв двух кинозвезд, через монокль смотрел
и улыбался мне недвижный, рыжий кто-то.
Григорьев, это ты? Шельмец, букан, пострел!

Разнузданный букан, букашка! А давно ли
ты в ГУМе туалет дырявой тряпкой тер
и домогался ласк товароведа Оли?
А нынче - на тебе! 'Нувель обсерватер'!

Да. С дурой-Олей ты намучился немало.
Зато Элен, даря тебе объятий жар,
под перезвон пружин матрасных завывала:
'Ват-то, Буше, Эйзен, Григорьев, Фрагонар!'

Ты гнал ее под дождь и ветер плювиоза,
согрев ее спиной кусок лицейских нар,
и бедное дитя, проглатывая слезы,
шептало: 'Лансере, Григорьев, Фрагонар'.

Как сладко пребывать в объятьях голубицы,
как сладко ощущать свою над нею власть,
но каково в ее кумирне очутиться
и в сонм ее божеств нечаянно попасть!

О, как ты ей звонил, как торопил свиданья,
как комкал и топтал газету 'Дейли стар'!
И все лишь для того, чтоб снова на прощанье
услышать: 'Бенуа, Григорьев, Фрагонар'.

... Сколь скучен, Константан, круг жизни человека!
У Быкова инфаркт, с Добрыниным удар,
и архикардинал - беспомощный калека.
Им не нужны теперь Буше и Фрагонар.

Так улыбайся там, в лазури юной Ниццы,
Вгрызайся в перси див, забудь о том, что стар.
Пусть будет твой закат похожим на страницы
альбома, где шалил сангиной Фрагонар.