Уровень культуры можно, наверное, измерить чистотой подъездов и тротуаров…
24.07.2004
БОЛЬШИНСТВО более или менее успешных музыкантов стремится осесть в Москве. Но лидер группы «Чайф» Владимир Шахрин, в отличие от многих своих коллег, так и не променял родной Екатеринбург на столицу. На следующий день после празднования 45-летия музыканта мы сели в его машину и покатались по родному городу именинника.
Первым пунктом экскурсии стала горка почти в центре города, отсюда хорошо виден весь Екатеринбург. Из-за метеовышки она получила название «метеогорка». У ее подножия стоял когда-то деревянный дом, колыбель будущей рок-звезды. Песня «Твоя светлая муза» навеяна этими местами: «Она родилась в маленьком доме, где окна смотрели на серые горы, синоптики там врали беззлобно…»
— Кажется, такая абракадабра, — комментирует Шахрин свою песню, глядя с высоты на город, — но для меня это абсолютно понятная вещь. С горы, кстати, видно, что город хоть и полуторамиллионный, но компактный и в отличие от Москвы очень логичный. Его отстраивали военные Дегунин и Татищев, поэтому все улицы здесь прямые. Заблудиться невозможно. А в Москве я все время попадаю не туда. При этом в каждой поездке из-за диких пробок выбрасываю на помойку 4–5 часов своего времени. Поэтому, бывая в столице, часто езжу на метро и почему-то в эти минуты вспоминаю (хоть мы и не считаем себя звездами) песню Андрея Макаревича «Звезды не ездят в метро».
В Екатеринбурге, чтобы наладить быт, — рассуждает Шахрин о преимуществах родного города, — нужно в четыре раза меньше денег, чем в Москве. А если учесть, что у нас скромные запросы, то вообще денег нужно немного. Это очень важная причина, по которой группа не эмигрировала в Москву, — не хотелось, чтобы концерты превращались в откровенный чёс. Меня смущает, когда концерт перестает быть событием и для музыканта, и для публики.
Может быть, я человек достаточно патриархальный и провинциальный, но мне кажется, что мы живем в одноразовое время, когда книги, фильмы, музыка и даже знакомства становятся одноразовыми. Особенно это чувствуется в Москве на каких-нибудь пафосных концертах. Все сделано по высшему классу, но выходит на сцену непонятно кто, и все внутренне начинают кривиться.
Мне кажется, все потому, что в России вся массовая культура вышла из кабака и ярмарки. Я понимаю, что наша самая известная песня «Не спеши» («Ой-ё») популярна именно потому, что в ней есть элемент кабака. Популярно и то, что так или иначе связано с ярмаркой, диковинкой. И в этом смысле Верка Сердючка абсолютно ярмарочный персонаж. «Приходите на ярмарку, только у нас — мужчина с сиськами!» И никому не важно, что он делает. Люди идут смотреть на Борю Моисеева не потому, что им нравится, как он поет и танцует. А потому, что такая же диковинка, как и Верка Сердючка. И эти культурные составляющие накладывают отпечаток на весь наш масскульт.
Свернув в конце центральной улицы Малышева, мы попали во двор дома, где Шахрин провел свою юность. Заросший высокой травой двор напоминает заброшенный пустырь. Пожилая соседка, узнав Шахрина, тут же бросилась навстречу и после обмена любезностями спросила: «Володенька, а вы не знаете, будут наш двор в порядок приводить?» «Не знаю, — отшутился Шахрин, — может быть, когда меня не станет, повесят мемориальную доску и скосят траву».
— Я не понимаю, почему это происходит, — говорит Шахрин, оглядывая запущенный двор. — В деревне, где у моих родителей домик, полная разруха. Коровники, свинарники, столовая, клуб — все разрушено, как будто танковая дивизия прошла. Поля не засеяны, все лебедой заросло. Самое страшное, что это не чужие люди, а местные жители в этом виноваты. Я вообще не понимаю, что заставляет нашего человека, например, ссать в лифте. Под кустом на улице ему, видите ли, стыдно, а в подъезде нормально. В моей голове эта логика не укладывается. Людям хочется, чтобы было красиво, но до них не доходит, что они сами должны навести эту красоту. Психология советского человека никак не выветрится — привыкли люди, что муниципальные власти должны за них решить все бытовые проблемы.
Свой первый алкогольный напиток — яблочное вино за 1 руб. 2 коп. — Шахрин попробовал в этом же дворе, будучи учеником 8-го класса. Бывало, по утрам перед школой они с друзьями вскладчину покупали бутылочку и шли на уроки уже изрядно хмельные.
— Но мы как-то беззлобно пили, никто не напивался, — оправдывается лидер «Чайфа», подруливая к зданию школы, в которой учился. — А в десятом классе я был уже непьющим. Бросил, потому что выпивка стала мешать.
Сейчас пью редко, а так, чтобы напиться, это вообще бывает раз в два года. В апреле в аэропорту между Самарой и Тольятти сошлась чуть ли не вся сборная российского рок-н-ролла. И бес меня попутал стать тамадой — я начал всех угощать. Это один из тех случаев, когда я помню, как вошел в самолет, как там играл на гитаре, а дальше провал. Прилетели мы во «Внуково» или «Шереметьево», а очнулся я в «Домодедово».
Могу сказать, что вид летящего из окна телевизора мы наблюдали неоднократно. Но делали это в порыве души, а не для того, чтобы потом об этом написали в газетах. В начале девяностых мы сидели как-то в моем гостиничном номере в Минске с музыкантами «Алисы», и вдруг кто-то предложил: «А давайте выбросим с
12-го этажа телевизор!» «Давайте!» Но мы сначала посмотрели, сколько он стоит (как сейчас помню, это был черно-белый «Рекорд» за 112 рублей). Затем вытащили из карманов все свои деньги, скинулись, посмотрели, чтобы внизу никого не было. И только потом выбросили. Тут же позвонили горничной с вопросом: «А что нам будет, если из нашего окна случайно упал телевизор?» «Вам придется выплатить компенсацию по остаточной стоимости». В общем, эта шутка обошлась нам, по-моему, в 70 рублей, и оставшиеся деньги мы пропили.
А когда мы оказались в ранге «больших артистов», то на гастролях для «Чайфа» стали выделять хотя бы один номер люкс. В нем обязательно висели какие-нибудь картины, которые мы стали дорисовывать. Например, чтобы придать какой-то смысл полотну, на котором были изображены плывущие на плоту по таежной реке мужики, мы дорисовали ящик с водкой. А на берегу пририсовали обнаженных женщин, выглядывающих из-за деревьев. Мы додумали сюжет: мол, не бесцельно плывут, а с бухлом к девкам. Или, допустим, абсолютно мирные пейзажи Шишкина мы превращали в батальные полотна, дорисовывая фашистов и русских партизан. У нас, наверно, десяток «таких работ» по стране разбросано. И причем нас ни разу не засекли. Ведь обычно при сдаче номера горничные считают полотенца, постельное белье, а на картины внимания никогда не обращают (смеется).
Как-то с музыкантами группы «СерьГа» на гастролях мы сломали в гостиничном номере два кресла и диван, а также прожгли пианино из светлого дерева. Наутро стали устранять последствия вакханалии: купили в магазине плавленый сырок, добавили в него для колора пива. И этой массой «отреставрировали» прожженные части пианино. Затем перебинтовали диван и кресла прозрачным скотчем. Внешне все вроде бы было в порядке, но прикоснуться к этим предметам было нельзя, иначе тут же все бы развалилось. Помню, во времена, когда ничего нельзя было купить, в Казани мы отправили за пивом гонцов, которое они принесли в канистре из-под бензина. Пиво ужасно воняло горючим, но мы его все же выпили. И то ли от количества, то ли от смеси с бензином все сильно опьянели. И поскольку туалет в гостинице располагался в конце коридора, мы стали по очереди писать прямо из окна. Закончилась попойка тем, что в номер ворвалась горничная с криками: «Спасите, помогите!» Оказывается, один из наших собутыльников, музыкант группы «Нате», разделся догола, бегал по коридору, пытаясь пригласить к себе в номер эту бедную женщину. Но наутро, когда мы выезжали, протрезвевший виновник купил торт и извинился перед горничной. Нас отличает от нынешней панкующей молодежи, что все эти выходки были ради веселья и не в ущерб другим.
На месте расстрела царской семьи ныне возвышается Храм-на-Крови. Кивнув на него, Шахрин обронил: «То ли церковь, то ли музей. В общем, для туристов построили».
— Я понял для себя, что вера и религия — это разные вещи. Человек, безусловно, должен верить в какие-то высшие материи, но не думаю, что нанаец, выходящий на берег Северного Ледовитого океана и просящий у Матери Моржихи хорошей рыбалки, делает что-то неправильное по отношению к крестьянину, просящему хорошего урожая у Господа Бога. Есть вещи, в которые я верю глубоко внутри себя. Может быть, я до конца не знаю, как это все называется, но мне почему-то посредники не нужны.
И я понимаю, как только между убеждениями Славы Бутусова и им самим появился посредник, у него стали появляться странные альбомы типа «Незаконнорожденный Альхимик Доктор Фауст Пернатый Змей».
«Видишь эту стелу у здания архитектурного колледжа? — обратил мое внимание Шахрин на ничем не примечательную конструкцию из бетона и труб. — Это наша дипломная работа с Володей Бегуновым». Бегунов по праву считается вторым лидером «Чайфа», поскольку они вместе с Шахриным уже почти 30 лет. Сидели за одной партой в школе, учились в строительном техникуме и даже служили в одной и той же воинской части.
— После армии я восемь лет отработал на стройке монтажником. Мне нравилась эта работа, хоть она и была тяжелой. Поэтому нас долгое время считали «пацанами со стройки». Раньше меня это немного смущало, а сейчас нет. Ну колхозники мы. А Юра Шевчук нас вообще «пэтэушниками» обозвал. Как-то у нас с ним началась словесная пикировка в СМИ, переросшая в смешной конфликт, где он нас, по сути, обвинил в предательстве идеалов рок-н-ролла. Пытаясь все это перевести в шутку, мы распространили через Интернет заявление для общественности о том, что нашего друга Юрия Шевчука, которого мы знаем давно, подменили. Ну не мог настоящий Шевчук сказать ту фигню, которую он говорит про коллег и молодых музыкантов.
Причем я уверен, что, если встретимся, скорее всего, пожмем друг другу руки.
В японском ресторанчике, куда мы зашли перекусить, нам принесли пиво. «Ничего, что ты за рулем?» — кивнул я на кружку в руках Шахрина. «Еще не нашелся тот гаишник, который бы меня в Екатеринбурге оштрафовал. Я еще ни разу не платил».
— Уважают нас в городе, хотя и не все. Я тут пытаюсь купить небольшой кусок земли в 26 км от города, чтобы построить там скромный загородный дом. Мне место очень понравилось, красивое! Но с меня пытаются вытянуть взятку. И я в шоке, поскольку не привык этого делать. Поэтому пытаюсь найти обходные пути, а мне говорят, можно обойти, но тогда придется заплатить в два раза больше. Я пока упираюсь до последнего. Да и денег-то у меня — только на нулевой цикл. Есть, конечно, кредитная карточка, на которой, может, две-три тысячи долларов. Вот и все мои сбережения. Надеюсь, что когда-нибудь те двадцать альбомов, которые мы записали, худо-бедно будут нас кормить. А пока за последние два года я не получил ни копейки авторских отчислений — «роялти». Не платят нам фирмы грамзаписи. Иногда хочется позвонить, например, руководителю фирмы «Фили» Игорю Тонких и спросить: «Игорь, чего плохого мы тебе сделали? Ведь «Чайф» стоял у истоков основания твоей компании». Мы подписывали с ним контракт на очень льготных для него условиях в надежде на отдачу, когда фирма встанет на ноги. Сегодня я вижу, что альбомы переиздаются, а денег мы по-прежнему не получаем. В общем, это грустная тема. Мы уже взрослые дяденьки, а у нас до сих пор никакого подспорья нет. Я понимаю, что, с одной стороны, это плохо, а с другой — это позволяет нам чувствовать себя свободно. Какие были, такие и есть.
| Маленькое чудо Посетило:18562  |
Галина Бокашевская. Биография Посетило:9519  |
Александр Буйнов. Биография Посетило:34506  |
