Ура! Эй, козаки степные! Ура!
Добычи мы много возьмем у Европы: -
Мы кровью зальем их долины и тропы,
Всё войско их - воронам бросить пора!
Ура! На коней, о, сыны своеволья,
Поводья свободно, и в битву лети.
Вы видите пажити, всё их раздолье?
Богатство беспечных нас ждет на пути.
Дома и палаты, сады и амбары,
У них всё красиво, всё светится там,
Их Солнце сафирным горит небесам,
В их женщинах - ангелов нежные чары.
Ура! Эй, козаки степные! Ура!
Добычи мы много возьмем у Европы: -
Мы кровью зальем их долины и тропы,
Всё войско их - воронам бросить пора!
Возьмем мы их золото, их наслажденья,
Всю жатву, что встала из ихней земли,
Солдаты их - тряпки, их смять - развлеченье,
Торговцы, не более, их короли.
Смотрите, как льют они слезы трусливо,
Как золото спрятать бегут поскорей.
Ура! По телам их мы пустим коней,
Копытам - их пышность, их клады, их нива.
Ура! Эй, козаки степные! Ура!
Добычи мы много возьмем у Европы: -
Мы кровью зальем их долины и тропы,
Всё войско их - воронам бросить пора!
Законами будут им наши хотенья,
В дворцах будет дом наш и много затей,
Короны и скипетры, знаки владенья,
Игрушками будут для наших детей.
Ура! Полетим и насытим желанья,
Красивейших женщин себе мы возьмем.
Кто верх одержал, кто с победою, - в нем
Всегда красота и всегда чарованье.
Ура! Эй, козаки степные! Ура!
Добычи мы много возьмем у Европы: -
Мы кровью зальем их долины и тропы,
Всё войско их - воронам бросить пора!
Европу сразив, разорвем мы на части,
Как тигры добычу терзают в свой час,
И кровью одежду омочим для власти,
В ней красная мантия будет для нас.
Заржут наши верные быстрые кони,
И в царских чертогах ударят ногой,
Рабы перед нами возникнут толпой,
Нахмурим мы бровь, - и принизятся в стоне.
Ура! Эй, козаки степные! Ура!
Добычи мы много возьмем у Европы: -
Мы кровью зальем их долины и тропы,
Всё войско их - воронам бросить пора!
Идите, летите, воители степи,
Легко повода у коня отпустив,
Как туч перекатные черные цепи,
Как снег, что с горы покатился за срыв.
Спешите сгущенным мохнатым туманом,
Как смерч возникает из бурной воды,
Как с гор по уступам разбитые льды
Грохочут, гонимые вниз ураганом.
Ура! Эй, козаки степные! Ура!
Добычи мы много возьмем у Европы: -
Мы кровью зальем их долины и тропы,
Всё войско их - воронам бросить пора!
Когда-то отцы наши были в походе,
И в город властительный прибыли там,
Где Солнце веселое в Южной природе,
И золото светит в дворцах хрусталям.
Почти не оседланы, вольные кони
Течение Тибра легко перешли,
И эти победы, как пламя вдали,
Остались рассказом о смелой погоне.
Ура! Эй, козаки степные! Ура!
Добычи мы много возьмем у Европы: -
Мы кровью зальем их долины и тропы,
Всё войско их - воронам бросить пора!
Не слышите вы, как копье задрожало
Голодное - вашей рукой убивать?
Не видите тучи, горящие ало?
Железо готово, ковать так ковать.
Щитом были эти народы хранимы,
И Польшею звался надежный тот щит,
Но герб его кровью горячей залит,
И бывшая слава лишь красные дымы.
Ура! Эй, козаки степные! Ура!
Добычи мы много возьмем у Европы: -
Мы кровью зальем их долины и тропы,
Всё войско их - воронам бросить пора!
Менял ли кто радость на горе и муку?
Давал ли кто цепи победным сынам?
Сковал ли кто вольно-хотящую руку?
Кто кровь свою брызнул по собственным дням?
Ура! Эй козаки! Достойному слава!
Людишки Европы посмотрят на нас: -
Подковою конскою в лоб их меж глаз,
Узнают от смелых, - где сила, там право.
Ура! Эй, козаки степные! Ура!
Добычи мы много возьмем у Европы: -
Мы кровью зальем их долины и тропы,
Всё войско их - воронам бросить пора!
При каждом ударе копья боевого,
При каждом скачке и размахе коня,
Лепешка кровавая мяса сырого
Вскипит под седлом, как в дыханьи огня.
И в храмы роскошные после сраженья,
Алтарь нам алтарь да и стол заодно,
И хлебом мы белым закусим вино,
И вин дорогих зажурчит истеченье.
Ура! Эй, козаки степные! Ура!
Добычи мы много возьмем у Европы: -
Мы кровью зальем их долины и тропы,
Всё войско их - воронам бросить пора!
И смелых увидят нас матери наши,
Европу, склоненную к нашим ногам,
И будет им жизнь и желанней и краше,
И царский венец перейдет к их сынам.
Расскажется сказка деяний и крови,
Европа уж будет своя не своя,
И к новой добыче, в иные края,
Направится конь и копье наготове.
Ура! Эй, козаки степные! Ура!
Добычи мы много возьмем у Европы: -
Мы кровью зальем их долины и тропы,
Всё войско их - воронам бросить пора!
Мир мне принадлежит; как ветер, я свободен,
Другие трудятся, чтоб хлеб был у меня;
Все жалость чувствуют, когда в лохмотьях, нищий,
Прошу подачу Христа ради я.
Во дворце я, и в лачуге,
Нахожу везде приют,
Если бешеные вьюги,
Бури шумные подруги
Вдруг завоют, заревут,
И губительной волною,
Увлекая все с собою,
С гор потоки побегут.
Теплый угол уступает
Селянин мне близ огня,
С тихой ласкою встречает
И охотно угощает,
Чем Господь послал, меня;
Скромный ужин с ним съедаю
И свой голод утоляю
Без забот и хлопот я.
Иль в хоромах у вельможи
Где завален пышный дом
Всем, что лучше и дороже,
Тонких яствий роскошь тоже
Изобилует кругом, -
С пира барского остатки
Ем на кухне без оглядки,
Сладким лакомлюсь куском.
И мыслю про себя: бушуя над долиной
Пусть ветер носится, - а ты, гроза, реви -
Под тихий треск в огне горящего топлива
Засну спокойно я, без злобы и любви.
Мир мне принадлежит; как ветер, я свободен,
Другие трудятся, чтоб хлеб был у меня;
Все жалость чувствуют, когда в лохмотьях, нищий,
Прошу подачу Христа ради я.
За дары благодеянья
Я молитвою плачу,
И усердные воззванья
К Богу шлю за всех, даянье
От кого я получу.
Но когда их собираю
Кто дает их мне - не знаю
И узнать я не хочу.
Милосердья приношенья
Ото всех, всю жизнь свою
Принимаю без зазренья,
Но любви и уваженья
Им взамен я не даю.
Благодарностью не связан
Я ни с кем: подать обязан,
Кто молитву ждет мою.
Грех богатство, бедность свята, -
Ведь гласит Писанья сказ
Про скупца, что жаждет злата
Чья душа лишь тьмой объята,
Бог карал его не раз,
Услыхав, - с небес спускаясь,
Нищим в дом к нему являясь -
В подаянии отказ.
Я беден и везде встречаю состраданье,
Куда бы жалкий стон и плач мой не проник;
Незримо между тем богатством я владею, -
Побор - вовек неисчерпаемый рудник.
Мир мне принадлежит; как ветер, я свободен,
Другие трудятся, чтоб хлеб был у меня;
Все жалость чувствуют, когда в лохмотьях, нищий,
Прошу подачу Христа ради я.
Весь морщинами изрытый,
С продырявленной сумой,
Бос и худ, тряпьем прикрытый,
Я иду, имущий, сытый,
Неустанно за тобой.
Видит всюду франт блестящий
По пятам за ним следящий
Хилый, жалкий образ мой.
От красавицы нарядной,
Чей ласкает кругозор
Жизнь картиной ненаглядной,
Пышной, светлою, отрадной,
Не отстану до техъ пор
Я, пока не омрачили
Грязь лохмотьев, запах гнили,
Ей хоть миг веселый взор.
Средь торжеств и ликованья
Шума громкого пиров,
Светлой радости сиянья,
Смеха, песен, струн бряцанья,
Звона чаш, веселых словъ -
Я внезапно выступаю
И уныло повторяю,
Свой печальный, тихий зов.
Доказывая тем, что близко в жизни горе
Граничит с радостью; сквозит печаль всегда
В весельи, горечь слез со смехом неразлучна,
И спутник счастия - несчастье и беда.
Мир мне принадлежит; как ветер, я свободен,
Другие трудятся, чтоб хлеб был у меня;
Все жалость чувствуют, когда в лохмотьях, нищий,
Прошу подачу Христа ради я.
Ничего меня не может
Опечалить, огорчить:
Что ждет завтра - не тревожит,
День вчерашний грудь не гложет,
Вмиг добро и зло забыть
Я привычен - равнодушный
Ко всему - в больнице ль душной,
Во дворце ль мне завтра быть.
Чужды мне воспоминанья,
Я свободен от забот,
Славы блеск, любви дыханье,
Жажда золота, мечтанья
Пусть других влекут вперед:
Ничего я не желаю
И спокойно принимаю,
Что дает дневной черед,
Пусть законы отменяют
Их толкуют, как хотят,
Королей пусть прогоняют
Иль на троны их сажают
Все, что вздумают, творят,
Беден я, и подаянья
Из-за страха наказанья
Дать все нищему спешат.
Везде убежище от бури, непогоды
Сыщу себе всегда, в довольствие свое
Найду в больнице угол, а по смерти яму
Куда зароют тело жалкое мое.
Мир мне принадлежит; как ветер, я свободен!
Другие трудятся, чтоб хлеб был у меня;
Все жалость чувствуют, когда в лохмотьях, нищий,
Прошу подачу Христа ради я.
Гонимый презреньем, проклятьем отмечен,
Один человечества грех я несу;
Преступные люди надменно кидают
В меня все презренье и ненависть всю.
Кровавые муки,
Расправу и дикую месть свою дали
Они в мои руки
И громко сказали:
Пусть общий позор наш падет на него,
'Пусть будет отныне он проклят во всем
'Презреньем покрытое имя его
'И хлеб, добываемый крови путем,
'Он сыну в наследство
'Пускай оставляет,
'Его наставляет
'Быть тем же, чем он'.
И все устранились,
Взвалив на меня все свои преступленья
И издали слушают, без сожаленья,
Мой плачь и мой стон.
А тот, кто на пытку и смерть осуждает,
Того превозносит и чествует свет...
Иль думают люди, что чувства, быть может,
Палач не имеет, что сердца в нем нет?
Не знают, что тоже
И он, как они, на себе отражает
Твой образ, о Боже!
Как зверю бросает
Голодному, лютому, сторож живьем,
В железную клетку, добычу порой, -
Бросают так люди, в бездушьи своем,
На смерть осужденного - мне на убой!..
И все неповинны!..
Один я изъятье,
Один я проклятье
Несу за все зло...
Смотрите, в уплату
За казни мне деньги в лицо как швыряют!
Меня, всем им равного, как презирают
Они глубоко!
Мученья, ужаснее пытки, рыданья
Страдальцев, их крики, глухой треск костей -
И вопли, и стон' раздирающий душу,
Кровавые взмахи секиры моей -
Все дух возбуждает
И диким веселием, злобным, глубоким,
Мне груд наполняет.
Под взмахом жестоким,
От плеч отделившись, на плахе летит
Когда голова, вся в крови - а кругом
Толпа любопытных стоит и дрожит -
Сияю я гордо в восторге немом.
Мне злоба людей ведь
Всю грудь сожигает,
В ней дышет, пылает
Их ненависть вся;
Жестокость их сердца
Ко мне перешла и, кровавое мщенье
Их выполнив, ужас - и в нем наслажденье -
Испытывал я.
Поднявшись над гордой, вельможною знатью
Везде попирающей дерзко закон,
Палач с королем встал на плаху, и кровью
Державной обрызгал разрушенный трон;
И ею, ликуя,
Упился в тот день, и веселием шумным
Сиял, торжествуя,
В восторге безумном.
С лица его ужаса мрачная тень
Исчезла, явилась улыбка на нем,
И весь просветлел он в тот памятный день,
Глаза загорелись зловещим огнем:
Ведь сам стал царить он,
Палач величавый!
Он местью кровавой,
Он злобой блистал.
Народ, так высоко
Вознесший в свирепом своем увлеченьи
Его, - в нем державца, властителя мщенья
Со страхом признал.
И всюду в истории мрачных скрижалях,
Написанных кровию роком, судьбой,
Стоит во вес рост изваянный мой образ,
Преступного прошлого отблеск живой.
Века за веками
Уж сотнями канули в вечность, - а твердо
Он, злобы руками
Воздвигнутый гордо,
Позорный тот памятник - плаха стоит...
И тщетно, о люди ваш раэум орлом
К источнику света стремится, летит:
В наш век еще мыслим палач с топором!
О, каждая капля,
Пролитая мною,
Пусть ляжет горою
На совесть людей.
Да! все еще жив я,
Преступных, далеких времен отраженье,
Повсюду влача за собою виденье
Кровавых теней!
О сын мой, малютка мои бедный, несчастный
Зачем ты родился на стыд и позор?..
Улыбкою ангела личико светит,
Сияет невинною кротостью взор...
Ах, сердде терзает
Мне детской ты прелестью, чистой и ясной
Ты грудь разрываешь
Мне мукой ужасной!..
С восторгом любви не гляди на него
Несчастная женщина, бедная мать!
Жалея дитя, задуши ты его,
И будет он счастлив - не будеть страдать.
Иль хочешь, чтоб тоже
На путъ мой неправый,
Позорный, кровавый,
И сын наш вступил?
Чтоб милый малютка
Невинный, прелестный, добру лишь доступный,
Как я - о проклятье! - презренный, преступный
На свете прожил?
Уж тысяча веков прошла над миром,
Промчались как колонны из огня,
И мир, объятый страхом, видел четко, -
Свою предощущая гибель в том, -
Как половина видимой вселенной
Сокрылась в Море и ушла в ничто.
Гигантский ураган безмерной дланью
Качнул миротворение кругом,
И полюсы содвинулись. И путник,
Блуждая, видит горную смолу,
Берет обломок Этны, превращает
В воздушность пыли твердую кору,
И смотрит, нет ли в этом бедном прахе
Мозаики, где Геркуланум спит.
Где древле находилась Атлантида?
Взгляни туда, в кипящий Океан,
Там корабли, что путь не различая,
Прибрежий дальних бросив тишину,
Доверили волнам Железный якорь,
И меж обломков скрытых там на дне,
Железный якорь в Море зацепился,
К обломкам Атлантиды он прильнул,
Вонзился в башни древней Атлантиды
Десять пушек там по борту,
Ветер бьется за кормою.
Не плывет - летит стрелою
Через море быстрый бриг.
Тот кораблик, тот пиратский,
Что всему известен морю,
Имя - Страшный, и не спорю,
Он слыхал последний крик.
Лунный свет на море пляшет,
В парус дунув, ветер бьется,
Серебром и синью льется
Глубь морская, долгий гул.
Капитан, пират веселый,
Знает в Азии все тропы,
Знает все пути Европы,
Прямиком пред ним Стамбул.
Он поет, и песня - дело.
'Ты плыви, корабль мой, смело,
Не робей.
Хоть бы встал корабль здесь вражий,
Хоть бы волны вдруг как кряжи,
Взвились кверху, или даже
Хоть бы ветер стал хитрей,
Стал манить уплыть скорей,
Судьбы многи,
Но дороги
Не изменишь ты своей.
Двадцать схваток,
Все с добычей.
Что нам в кличе
Англичан!
Стяг оборван,
Верным ходом,
Ста народам
Разных стран.
Мой корабль - мой клад бесценный,
Воля - Бог мой, вольный я,
Путь мой - ветер переменный,
Море - родина моя.
Пусть ведут цари слепые, -
За пригоршню за одну
Праха, - дикую войну.
Волны моря голубые
Мне даруют весь простор,
Все, к чему коснется взор.
На волнах морского лона
Нет для смелого закона,
И никто мне не укор.
Чье прибрежье
Где б ни было,
Что мне мило,
То мое.
Всяк узнает,
Сила - право.
В этом слава,
Мчи ее.
Мой корабль - мой клад бесценный,
Воля - Бог мой, вольный я,
Путь мой - ветер переменный,
Море - родина моя.
Чуть раздастся крик: - 'Глядите,
Мы подходим к кораблю!' -
Чует он, что утоплю.
Тотчас в нем не мало прыти,
И на всех он парусах
Путь меняет на волнах,
Но с судьбой напрасно споря,
Ибо я владыка моря,
И несу с собою страх.
Я добычу
Не считаю,
Разделяю
Все равно,
Лишь бы только
В миг счастливый
Мне с красивой
Быть дано.
Мой корабль - мой клад бесценный,
Воля - Бог мой, вольный я,
Путь мой - ветер переменный,
Море - родина моя.
Я не ведаю боязни,
К смерти я приговорен.
Как бы этот я закон
Да к тому, кто слово казни
Произнес в напрасном зле,
Не явил в моем жерле.
Иль повешу в час напасти
Я его на зыбкой снасти,
На его же корабле.
Если ж гибель,
Ну так что же?
Не дороже
Жизнь, чем медь.
Я уж сбросил
Все вериги,
И об иге
Не жалеть.
Мой корабль - мой клад бесценный,
Воля - Бог мой, вольный я,
Путь мой - ветер переменный,
Море - родина моя.
Слаще музыки не чаю,
Чем свирепый вой ветров,
Скрип и трепет парусов,
Путь вперед, куда не знаю.
В реве бури видеть рад
Раскачавшийся канат,
И среди пучины черной
Сладко слышать мне повторный
Пушек яростный раскат.
И в гуденьи,
В гуле грома
Мне знакомо -
Не с борьбой,
Но на море
Колыбельном
В счастьи цельном
Пить покой.
Мой корабль - мой клад бесценный,
Воля - Бог мой, вольный я,
Путь мой - ветер переменный,
Море - родина моя.
Ночная царит тишина; серебристым
Сиянием месяц ее освещает;
Но светят милее лучистые очи
Красавицы, полные слез и страданий.
С отчаяньем на сердце, в месте пустынном
Она повстречалася с юношей милым
И вот, пред разлукой, в последний раз слышит
Несчастная голос возлюбленный, сладкий.
'Прощай навсегда. Бесполезно, напрасно
Теперь вспоминать нам о прошлом блаженстве;
Последние проблески светлой надежды
Исчезли - окутал нас мрак беспросветный.
О Боже! как справимся с горькой судьбою?..
Какими мольбами растрогаем сердце
Отца твоего - его низкую душу?..
Да, низкую: предана рабски-покорно
Она деспотизму. Отчизною нагло
Торгует отец твой; капризы султана
Законами он почитает святыми.
Борьбу за свободу отчизны, он бунтом
Зовет; он винит нас, продажною речью
Льстит деспоту; нас убеждает покорно
Нести ненавистное иго; султану
Нам с трепетом рабским велит поклоняться.
Но нет - все жива еще древняя Греция!
Царить мусульманин не будет над нами,
Не будет владеть обнищалым народом,
Страной разоренной, разграбленной нагло, -
Одни лишь могилы ему мы оставим.
Бесстрашной рукою разбить мы дерзнули
Оковы позорного рабства и громко,
С восторгом приветствуем все вас обеих -
Желанная смерть иль свобода святая!
Победные клики поднимутся всюду,
Раздастся веселая песня свободе,
Иль вечная смерть над страной воцарится
И всю ее черною мглою покроет.
Отступник отец твой, под сенью Стамбула
Отчизну свою оскорбляющий нагло, -
Увидит, что цепи не свяжут народа
Свободного. Нет, их сломать он сумеет.
Иди, возвести ему: тысячи храбрых
И я в их числе, мы геройскою смертью
Клялись умереть, иль владычество турок -
Опору предателя гнусного рушить.
Скажи ты ему, что в оковах мы рабства
Хотя и томились, душой же рабами
Мы не были; предков наследье, их доблесть
И мужество свято в груди мы хранили.
Скажи ты ему, что постыдное иго
Нести терпеливо, покорно, лишь может
Душа ему равная, гнусное сердце
Предателя: кровью родной обагренный,
Он дерзостно вновь угрожает отчизне.
Прости мне, несчастная, если затронул
Словами я резкими дочери чувство.
Ах, помню - отец твой когда-то был другом
Мне близким... О, если б счастливое время,
Те светлые дни не исчезли навеки!
Тогда бы судьбу, безотрадную долю
Свою не винил я, и горькие слезы
Твои не сжигали б мне бедное сердце...
Отец твой - о Боже! - личиною дружбы
Прикрывшись - в то время, как Греция, вспыхнув
Священным пожаром, рукою отважной
Ломала постыдного рабства оковы
И радостно, полною грудью вдыхал я
Блаженство свободы, - возмнил нечестивец
Прельстить красотою твоею мне душу,
Ценою руки твоей думал участьем
Моим заручиться в преступной измене!..
Чтоб я был рабом ненавистной ватаги
Презренных султана рабов!.. О, пусть лучше
Растерзанный труп мой, лишенный могилы
Гниет в чистом поле; но сладостью жизни,
Блаженством любви упиваться в позоре
Я ввек не решусь... О, прощай, дорогая,
Прощай навсегда... Ах, постой... лишь мгновенье
Одно... Поцелуй лишь единый, последний...
О Боже! Кровь стынет, сжимается сердце -
Нет, ужасы ада сравниться не могут
С той мукой, что душу мою разрывает'.
Сказал... разошлися: осталось ей, бедной,
Ждать в смерти одной для себя утешенья...
Погиб он в сраженьи - она же, горюя,
В могилу сошла преждевременной жертвой.
Слышишь? - Пушки гремят. - Грудью пламенной я
Шлю войне песнопенье, привет,
И раскатам и грому орудий, друзья,
Будет лирою вторитъ поэт.
Встал народ, что во прахе поникши лежал,
Сбросил иго тяжелое с плеч,
Всемогущим героем, он встал и поднял
Деспотизму на гибель свой меч.
Слышу звуки голосов,
Вижу сталь горит, сверкает,
Солнца луч на ней играет,
А знамена колыхает
Ветер. Барабана зов
Гул утесов повторяет,
И сильнее закипает
В груди доблестной, смелой героев-бойцов
Дух отваги, огнем он горит.
'За отчизну, свободу', восторженный зов
Поднимается, всюду гремит.
Товарищи, дружней вперед!
Нас родина зовет,
Меч в руки нам дает.
Велит идти на бой.
Отчизну славой озарим,
Спокойствие дадим.
Ее провозгласим
Свободною страной.
Смотрите, вот ея враги
Ликуют посреди
Дымящейся крови,
Средь рабства и цепей!
Сильней к ним ненависть горит, -
О, пусть борьба кипит,
Пока не истребит
Наш меч ватаги всей.
Отечество! О звук святой,
Звук сердцу дорогой.
Свобода! Образ твой
Волшебный светит нам!
Знамена ваши мы несем,
За вас на смерть идем,
Покой и мир вернем
Родным полям, лугам.
Друзья, кому клик боевой
И барабана бой,
И пушек гром глухой
Не восторгает грудь?
Смотрите, славы луч блестит,
Над нами он стоит,
Он пламенем горит,
Он освещает путь.
Все к оружью! Пусть гибнет врагов наших сброд,
Пусть преступная кровь их рекой,
Пусть потоками алыми в море течет, -
Смертъ врагам! Все к оружию! В строй!
Громко песни, веселые гимны звучат,
Приближается радостный час,
И разбитые рабства оковы летят;
Водворилась свобода у нас!
Советских актёров часто ставят в пример как образец духовной силы, национальной гордости и внутренней красоты. Они стали символами эпохи, носителями культуры и нравственности. Но, как известно, за кул...
Актеры — люди творческие, но кто бы мог подумать, что некоторые из них скрывают прекрасный голос. В эпоху раннего Голливуда актеров с музыкальными способностями было немало — это считалось скорее норм...
Неузнаваемая Ким Кардашьян в объективе фотографа Маркуса Клинко, 2009 год. Памела Андерсон в самой первой съёмке для журнала «Playboy», 1990. На фото голливудская актриса Dorothy Lamour и шимпанзе Джи...
Расскажем, как сложилась судьба актеров, которые начинали сниматься еще в детстве.
Остаться на вершине в Голливуде удаётся не каждому, особенно если путь начался в детстве. Одни актёры теряются из-за...
Два года назад отечественное телевидение столкнулось с беспрецедентной кадровой тектоникой — целая группа ярких и узнаваемых ведущих стремительно исчезла с экранов федеральных каналов. Эти лица долгие...
Кира Найтли на страницах журнала к выходу фильма «Пиджак», 2005. Следы динозавра, раскопанные в русле реки Палакси. Техас. США. 1952г. Самая большая женщина рядом с самым маленьким мужчиной, 1922 год....
