Он милостыни просит у тебя,
Он - нищий, он протягивает руку.
Улыбкой, взглядом, молча, не любя
Ответь хоть чем - нибудь на эту муку.
А впрочем, в муке и блаженство есть.
Ты не поймешь. Блаженство униженья,
Слов сгоряча, ночей без сна, бог весть
Чего... Блаженство утра и прощенья.
Но смерть была смертью. А ночь над холмом
Светилась каким - то нездешним огнем,
И разбежавшиеся ученики
Дышать не могли от стыда и тоски.
А после... Прозрачную тень увидал
Один. Будто имя свое услыхал
Другой... и почти уж две тысячи лет
Стоит над землею немеркнущий свет.
Пять восьмистиший
1
Ночь... в первый раз сказал же кто-то - ночь!
Ночь, камень, снег... как первобытный гений.
Тебе, последыш, это уж невмочь.
Ты раб картинности и украшений.
Найти слова, которых в мире нет,
Быть безразличным к образу и краске,
Чтоб вспыхнул белый, безначальный свет,
А не фонарик на грошовом масле.
2
Нет, в юности не все ты разгадал.
Шла за главой глава, за фразой фраза,
И книгу жизни ты перелистал,
Чуть - чуть дивясь бессмыслице рассказа.
Благословенны ж будьте вечера,
Когда с последними строками чтенья
Все, все твердит - 'пора, мой друг, пора',
Но втайне обещает продолженье.
3
Окно, рассвет... едва видны, как тени,
Два стула, книги, полка на стене.
Проснулся ль я? Иль неземной сирени
Мне свежесть чудится еще во сне?
Иль это сквозь могильную разлуку,
Сквозь тускло - дымчатые облака
Мне тень протягивает руку
И улыбается издалека?
4
Что за жизнь? никчемные затеи,
Скука споров, скука вечеров.
Только по ночам, и все яснее,
Тихий, вкрадчивый, блаженный зов.
Не ищи другого новоселья.
Там найдешь ты истину и дом,
Где пустует, где тоскует келья
О забывчивом жильце своем.
5
'Понять - простить'. Есть недоступность чуда,
Есть мука, есть сомнение в ответ.
Ночь, шепот, факел, поцелуй... Иуда.
Нет имени темней. Прощенья нет.
Но, может быть, в тоске о человеке,
В смятеньи, в спешке все договорить
Он миру завещал в ту ночь навеки
Последний свой закон: 'понять - простить'.
Ночью он плакал. О чем, все равно.
Многое спутано, затаено.
Ночью он плакал, и тихо над ним
Жизни сгоревшей развеялся дым.
Утром другие приходят слова,
Перебираю, но помню едва.
Ночью он плакал. И брезжил в ответ
Слабый, далекий, а все - таки свет.
Слушай - и в смутных догадках не лги.
Ночь настает, и какая: ни зги!
Надо безропотно встретить ее,
Как не сжималось бы сердце твое.
Слушай меня, но не слушай людей.
Музыка мира все глуше, бедней.
Космос, планеты, восторги, война -
Жизнь, говорят, измениться должна.
(Да, это так... Но не поняли вы:
'Тише воды, ниже травы').
Был вечер на пятой неделе
Поста. Было больно в груди.
Все жилы тянулись, болели,
Предчувствуя жизнь впереди.
Был зов золотых колоколен,
Был в воздухе звон, а с Невы
Был ветер весенен и волен,
И шляпу срывал с головы.
И вот, на глухом перекрестке
Был незабываемый взгляд,
Короткий, как молния, жесткий,
Сухой, словно кольта разряд,
Огромный, как небо, и синий,
Как небо... Вот, кажется, все.
Ни красок, ни зданий, ни линий,
Но мертвое сердце мое.
Мне было шестнадцать, едва ли
Семнадцать... Вот, кажется, все.
Ни оторопи, ни печали,
Но мертвое сердце мое.
Есть память, есть доля скитальцев,
Есть книги, стихи, суета,
А жизнь... жизнь прошла между пальцев
На пятой неделе поста.
Остров был дальше, чем нам показалось.
Зеркало озера, призрачный нег,
С неба снежинки... ну самая малость...
Лишь обещаньем заоблачных нег.
С неба снежинки... а впрочем, какому
Летом и снегу небесному быть?
В памяти только... сквозь сонную дрему...
Воображение... к ниточке нить.
Остров и снег. Не в России, а где - то,
Близко глядеть, а грести - далеко.
Было слепое и белое лето,
Небо, как выцветшее молоко.
Что ж, вспоминай, это все, что осталось,
И утешения лучшего нет.
С неба снежинки, сомнения, жалость,
За морем где - то, за тысячи лет.
Приглядываясь осторожно
К подробностям небытия,
Отстаивая, сколько можно,
Свое, как говорится, 'я',
Надеясь, недоумевая,
Отбрасывая на ходу
'Проблему зла', 'проблему рая',
Или другую ерунду,
Он верит, верит... Но не будем
Сбиваться, повышая тон.
Не объяснить словами людям,
В чем и без слов уверен он.
Над ним есть небо голубое,
Та бесконечность, вечность та,
Где с вялой дремой о покое
О жизни смешана мечта.
В последний раз... Не может быть сомненья,
Это случается в последний раз,
Это награда за долготерпенье,
Которым жизнь испытывала нас.
Запомни же, как над тобой в апреле
Небо светилось всею синевой,
Солнце сияло, как в ушах звенели
Арфы, сирены, соловьи, прибой.
Запомни все: обиды, безучастье,
Ночь напролет - уйти, увидеть, ждать? -
Чтоб там, где спросят, что такое счастье,
Как в школе руку первому поднять.
Ночь... и к чему говорить о любви?
Кончены розы и соловьи,
Звезды не светят, леса не шумят,
Непоправимое ...пятьдесят.
С розами, значит, или без роз,
Ночь, - и 'о жизни покончен вопрос'.
...И оттого еще более ночь,
Друг, не способный понять и помочь,
Друг моих снов, моего забытья,
Счастье мое, безнадежность моя,
Розовый идол, персидский фазан,
Птица, зарница...ну, что же, я пьян,
Друг мой, ну что же, так сходят с ума,
И оттого еще более тьма,
И оттого еще глуше в ночи,
Что от немеркнущей белой свечи,
_ Если сознание, то в глубине,
Если душа, то на самом дне, -
Луч беспощадный врезается в тьму:
Жить, умирать - все одно одному.
Я не тебя любил, но солнце, свет,
Но треск цикад, но голубое море.
Я то любил, чего и следу нет
В тебе. Я на немыслимом просторе
Любил. Я солнечную благодать
Любил. Что знаешь ты об этом?
Что можешь рассказать
Ветрам, просторам, молниям, кометам?
Да, у меня кружилась голова
От неба, от любви, от этой рощи
Оливковой... Ну да, слова.
Ну да, литература... Надо проще.
Был сад во тьме, был ветерок с высот,
Две - три звезды, - что ж не простого в этом?
Был голос вдалеке: 'Нет, только он,
Кто знал...' - мне одному ответом.
И даже ночь с Чайковским заодно
В своем безмолвии предвечном пела
О том, что все обречено,
О том, что нет ни для чего предела.
'Нет, только тот...'. Пойми, я не могу
Ясней сказать, последним снам не вторя,
Я отплываю, я на берегу
Иного, не земного моря.
Я не тебя любил. Но если там,
Где все кончается, все возникает,
Ты к новым мукам, новым небесам
Покорно, медленно... нет, не бывает...
Но если все - таки... не будет, ложь...
От одного к другому воплощенью
Ты предо мной когда - либо пройдешь
Неузнаваемой, ужасной тенью,
Из глубины веков я вскрикну: да!
Чрез миллионы лет, но как сегодня,
Как солнце вечности, о навсегда,
Всей жизнью и всей смертью - помню!
Да, да... я презираю нервы,
Истерику, упреки, все.
Наш мир - широкий, щедрый, верный,
Как небеса, как бытие.
Я презираю слезы, - слышишь?
Бесчувственный я, так и знай!
Скажи, что хочешь... тише, тише...
Нет, имени не называй.
Не называй его... а впрочем,
Все выдохлось за столько лет.
Воспоминанья? Клочья, клочья.
Надежды? Их и вовсе нет.
Не бойся, я сильней другого,
Что хочешь говори...да, да!
Но только нет, не это слово
Немыслимое:
никогда.
Стихам своим я знаю цену.
Мне жаль их, только и всего.
Но ощущаю как измену
Иных поэзий торжество.
Сквозь умаленья, повторенья,
Без красок и почти без слов,
Одно, единое виденье,
Как месяц из - за облаков,
То промелькнет, то исчезает,
То затуманится слегка, -
И тихим светом озаряет,
И непреложно примиряет
С беспомощностью языка.
Тихим, темным, бесконечно - звездным,
Нет ему ни имени, ни слов,
Голосом небесным и морозным,
Из - за бесконечных облаков,
Из - за бесконечного эфира,
Из - за всех созвездий и орбит,
Легким голосом иного мира
Смерть со мной все время говорит.
Я живу, как все: пишу, читаю,
Соблюдаю суету сует...
Но, прислушиваясь, умираю,
Голосу любимому в ответ.
Наперекор бессмысленным законам,
Наперекор неправедной судьбе
Передаю навек я всем влюбленным
Мое воспоминанье о тебе.
Оно, как ветер, прошумит над ними,
Оно протянет между ними нить,
И никому не ведомое имя
Воскреснет в нем и будет вечно жить.
О, ангел мой, холодную заботу,
Сочувствие без страсти и огня
Как бы по ростовщическому счету
Бессмертием оплачиваю я.
Навеки блаженство нам Бог обещает!
Навек, я с тобою! - несется в ответ.
Но гибнет надежда. И страсть умирает.
Ни Бога, ни счастья, ни вечности нет.
А есть облака на высоком просторе,
Пустынные скалы, сияющий лед,
И то, без названья... ни скука, ни горе...
Что с нами до самого гроба дойдет.
Ложится на рассвете легкий снег.
И медленно редеют острова,
И холодеет небо... Но хочу
Теперь я говорить слова такие,
Чтоб нежностью наполнился весь мир,
И долго, долго эхом безутешным
Мои стихи ложились бы... Хочу,
Чтоб через тысячи глухих веков,
Когда под крепким льдом уснет, быть может,
Наш опустелый край, в иной стране,
Иной влюбленный, тихо проходя
Над розовым, огромным, теплым морем
И глядя на закат, вдруг повторил
Твое двусложное, простое имя,
Произнося его с трудом...
И сразу
Бледнее неба, был бы он охвачен
Мучительным и непонятным счастьем,
И полной безнадежностью, и чувством
Бессмертия земной любви.
Летит паровоз, клубится дым.
Под ним снег, небо над ним.
По сторонам - лишь сосны в ряд,
Одна за другой в снегу стоят.
В вагоне полутемно и тепло.
Запах эфира донесло.
Два слабых голоса, два лица.
Воспоминаньям нет конца!
'Милый, куда ты, в такую рань?'
Поезд останавливается. Любань.
'Ты ждал три года, остался час,
она на вокзале и встретит нас'.
Два слабых голоса, два лица,
Нет на свете надеждам конца...
Но вдруг на вздрагивающее полотно
Настежь дверь и настежь окно.
'Нет, не доеду я никуда,
нет, не увижу ее никогда!
О, как мне холодно! Прощай, прощай!
Надо мной вечный свет, надо мной вечный рай'.
Куртку потертую с беличьим мехом
Как мне забыть?
Голос ленивый небесным ли эхом
Мне заглушить?
Ночью настойчиво бьется ненастье
В шаткую дверь,
Гасит свечу... Мое бедное счастье,
Где ты теперь?
Имя тебе непонятное дали,
Ты - забытье.
Или, точнее, цианистый калий -
Имя твое.
Когда успокоится город
И смолкнет назойливый гам,
Один выхожу я из дому,
В двенадцать часов по ночам.
Под черным, невидимым небом,
По тонкому первому льду,
Не встретив нигде человека,
Не помня дороги, пойду.
И вижу широкую реку,
И темную тень на коне,
И то, что забыла Россия,
Тогда вспоминается мне.
Но спит непробудно столица,
Не светит на небе луна.
Не бьют барабаны. Из гроба
Никто не встает. Тишина.
Лишь с воем летя от залива
И будто колебля гранит,
Сухой и порывистый ветер
Мне ноги снежком порошит.
Советских актёров часто ставят в пример как образец духовной силы, национальной гордости и внутренней красоты. Они стали символами эпохи, носителями культуры и нравственности. Но, как известно, за кул...
Актеры — люди творческие, но кто бы мог подумать, что некоторые из них скрывают прекрасный голос. В эпоху раннего Голливуда актеров с музыкальными способностями было немало — это считалось скорее норм...
Неузнаваемая Ким Кардашьян в объективе фотографа Маркуса Клинко, 2009 год. Памела Андерсон в самой первой съёмке для журнала «Playboy», 1990. На фото голливудская актриса Dorothy Lamour и шимпанзе Джи...
Расскажем, как сложилась судьба актеров, которые начинали сниматься еще в детстве.
Остаться на вершине в Голливуде удаётся не каждому, особенно если путь начался в детстве. Одни актёры теряются из-за...
Два года назад отечественное телевидение столкнулось с беспрецедентной кадровой тектоникой — целая группа ярких и узнаваемых ведущих стремительно исчезла с экранов федеральных каналов. Эти лица долгие...
Кира Найтли на страницах журнала к выходу фильма «Пиджак», 2005. Следы динозавра, раскопанные в русле реки Палакси. Техас. США. 1952г. Самая большая женщина рядом с самым маленьким мужчиной, 1922 год....
