Ревновать без любви — абсолютно обычное дело,
Всякий собственник даром добычу свою не отдаст.
Я опять пролетела — я что-то в тебе проглядела,
А быть может, в себе, а всего вероятнее — в нас.
Жизнь — игра непонятная, я ее правил не знаю,
Вечно рот разеваю, не вовремя бью по мячу,
Только я ведь не злая, ты знаешь, я все понимаю,
Я ужасно ревную, но зла никому не хочу.
Если чашка разбилась, то склеивать чашку не надо,
Надо в новую чаю налить и о старой забыть.
Убегай поскорей из семейного нашего ада —
Мы с тобою друг друга давно разучились любить.
Медлишь? Просишь прощенья? Да ты пожалел меня, что ли?
За фальшивые слезы,за жалкий измученный вид…
Ревность — это всего лишь фантомные боли, не боле.
Ведь любовь удалили, что ж так нестерпимо болит?..
Биться пойманной рыбой в твоих руках,
Замирать, дрожать, расцвести цветком...
Если где-то в душе и остался страх —
Страх свечи погаснуть под сквозняком —
Все равно... И правда, не в смерти суть.
Мне дано уснуть на твоем плече!
Если Богу угодно огонь задуть,
Я не стану жалеть о своей свече.
Хрупкий, словно крылышко комара,
Счастья миг — нетленнее, чем звезда.
Нет для Бога «завтра» и нет «вчера».
У Него есть Вечно и есть Всегда.
Надо чашу жизни испить до дна,
И когда даже звезды утратят блеск,
Вспомни: та любовь, что нам здесь дана, —
Только слабый отсвет любви Небес.
Эка невидаль, с кем не случалось: курортный роман.
Без фальшивых признаний и прочих потуг на обман.
Мой загар облетает, подобно осенней листве.
Позвонишь мне, всего и спрошу:
— Как погода в Москве?
2.
Ну что, мой друг, на твой упрек сказать?
Я — женщина, а значит, я умею
Где надо — уступить, где надо — взять,
За убежденья не ломая шею.
И все же я кажусь тебе порой
Живым примером неземной гордыни.
Но если глина кажется твердыней,
То, значит, не пришел ваятель мой,
С кем обрету я новые черты,
Преодолею прежние границы,
Чьей силе буду рада подчиниться…
Мне жаль, мой друг,
но этот бог — не ты!
3.
Знаешь, перестань питать надежды,
Строить планы или даже сниться.
Ты был перечеркнут мною дважды,
И открыта новая страница,
На которой я совсем иное
Имя напишу своей рукою.
Видишь, я не жалуюсь, не ною,
Не смотрю на прошлое с тоскою,
Не терзаюсь ревностью и злобой…
Вот и ты забыть меня попробуй.
4.
Словно камень на равнине дивана
Я лежу. Темно. Из форточки дует.
Чтоб у камня — да сердечная рана?
Полно, время эту боль уврачует.
Растолчет меня в песок,
перемелет
И просеет сквозь железное сито.
И камням порой нужны
перемены,
Если каменное сердце разбито.
5.
Оставь мне на теле отметку —
Царапину, ранку, укол, —
Чтоб было не так беспросветно,
Когда ты надолго ушел.
Не буду, тебя вспоминая,
Смеяться и плакать навзрыд,
А просто отмечу: жива я,
Пока моя рана болит.
6.
В суете Московского вокзала
Поняла я, как мне повезло:
Я мужчин всегда сама бросала,
Может быть, самой себе назло.
А они — прощали и любили,
И никто не предавал меня.
Я сама решала: или — или.
Впрочем... до сегодняшнего дня.
7.
Рядом ты пока, а словно на Луне.
Я слезу украдкой варежкой сотру.
Позаботься напоследок обо мне —
Попроси, чтоб не стояла на ветру.
На прощанье виновато улыбнись,
И шагни, как в жизнь другую,
В свой вагон.
У меня — своя непрожитая жизнь,
Будет встреч и расставаний миллион.
Повернусь послушно к поезду спиной
И поеду на троллейбусе домой.
Все случайности случаются не зря.
Что там видно из купейного окна?
На двоих с тобой у нас одна зима,
На двоих с тобой у нас одна луна,
На двоих с тобой у нас одна Земля —
Никуда тебе не деться от меня!
Снег развозят на крышах автобусы -
Разворачиваясь на кольце,
Чертят мокрые черные полосы
У асфальта на белом лице.
Новостройками по Юго-Западу
Белой пумой крадется зима.
Скулы сводит от сладкого запаха,
Ностальгически сводит с ума
Что-то детское, давнее, теплое,
Так, что в горле непрошенный ком.
Сыплет небо хрустящими хлопьями,
Что ты в детстве любил с молоком.
Какой-то день ознобный: видно, грипп,
Как тать с кастетом, бродит вдоль дорог.
Мой лоб горит, и голос мой охрип.
Иду на ватных тумбах вместо ног.
Бреду. Сияет слева Эрмитаж,
Нездешним светом дня посеребрен.
Колючий иней, словно метранпаж,
Засеял шарф мой множеством письмен
Таинственных, но мне их лень читать.
Лед синеватый вздыблен на Неве…
И тут внезапно подступает тать,
Кастетом хвать меня по голове.
Я падаю и на снегу лежу.
Шагов не приближающихся скрип.
Какие украшенья в кронах лип, —
Подобное не снилось Фаберже!
Я созерцаю эту красоту,
А тело, тупо глядя пред собой,
Шагает по Дворцовому мосту,
Застывшему в коросте ледяной.
Я устала от споров,
бессмысленной мелкой возни...
Как тебя убедить,
что, прощая, ты вылечишь душу?
Я тебе докажу,
что опасно швыряться людьми,
применю запрещенный прием —
я сама тебя брошу.
Ты оценишь мою правоту,
не сейчас, так потом,
Онемев от раскаянья,
горькою ночью бессонной.
И тогда постучится судьба к тебе
драным котом,
одинокой собакой,
какой-нибудь крысой бездомной.
Он меня отравил, подсыпая по крохам мне в пищу
Своих слов и поступков изысканный, медленный яд.
Я совсем озверела - так волки голодные рыщут.
Я готова пойти на убийство за ласковый взгляд.
Без него у меня начинается жуткая ломка:
То бросаюсь на стены, то ножик сжимаю в руке.
Не смотрите, прошу, уведите, мамаша, ребенка,
Он не смыслит еще ничего в человечьей тоске.
Предает меня разум и что-то бессвязно лепечет.
Замолчите, прошу, не нужны мне пустые слова!
Всё готова отдать за возможность одной только встречи,
За блаженство уснуть на плече моего божества!
Сидеть всю ночь без сна, без света,
Осознавая с тихой грустью:
Меня поймало время в клетку
И не отпустит, не отпустит.
Уже затянуты рубцами
Души вчерашние порезы,
И счастье прошлое не с нами, —
Воспоминанья как протезы.
И те, кто дорожит лишь ими,
Жить не желая настоящим,
Недаром кажутся больными,
Слепыми птицами ночными
Под светом солнечным, слепящим.
2.
(самопародия)
Человек прочел стихотворенье
И пожал плечами в удивленье:
— Не пойму, о чем тут говорится.
У кого бессонница? У птицы?
Время ловит в клетку? Интересно...
Полноте, да был ли автор трезвым?
У души не может быть порезов
И рубцов, поскольку бестелесна.
Далее про счастье — очень мило,
А потом — сплошная ахинея!..
Я ему сказала:
— Будь скромнее.
Ведь тебя я тоже сочинила.
Офелия пела, плывя по ручью,
Я песенке этой тебя научу:
В лесу то сатиры, то нимфы, то филины,
Скорее спасай мозговые извилины!
Прочь, путник случайный, не стой здесь, как мумия —
Входящий сюда всяк на грани безумия.
Над темной водой, меж нависшими сучьями
Скользят мыслеформы, как мыши летучие,
И ткет паутину отшельник-поэт,
Чтоб рифму-другую поймать на обед.
Но вряд ли он в силах ответить, смогу ли я
Отнять полнолуние у полнонулия,
Чтоб лунные дети резвились в воде...
Офелия, где ты?..
Не видно нигде.
Уже прошла пора надежд,
Осенних мыслей не прогонишь,
И воздух вымученно свеж,
И в нем все явственнее горечь.
Гербарий из сентябрьских трав
Кого приворожить поможет?
Любовь сменило слово «Love»,
А в нем ни страсти нет, ни дрожи.
Во сне как девочка лечу
И одного боюсь: проснуться.
Осталось — к твоему плечу
Как бы случайно прикоснуться.
2.
Не называла я тебя любимым,
И все-таки прошу: не будь жесток.
Мое желанье стало нестерпимым,
Как на ладонь упавший уголек.
Пусть уголек, не рана ножевая —
Я снова выбираю легкий путь,
Но все готова сжечь,
тебя желая,
И корчится в огне ладонь живая,
И нету сил терпеть, и не стряхнуть.
3.
Провожу, поцелую, поправлю рубашку,
Дверь захлопну, помою кофейную чашку,
И останусь одна, ни жива ни мертва.
Я люблю тебя, зная, что я не права.
Все за нас решено, ничего не изменишь,
Я хочу подарить тебе то, что ты ценишь —
Эти мною сплетенные в строчки слова.
Я люблю тебя, значит судьба такова.
4.
О любви тоскую, о лете,
По теплу твоему тоскую.
Докурю одну сигарету —
Сразу хочется взять вторую.
Листья тополя пахнут йодом,
Йод и ржавчина, едкая горечь.
Ветер гладит черную воду.
Ты из снов моих не уходишь.
Ты, любовь моя, день вчерашний,
Как страшит меня неизвестность!
Пережить бы предзимний месяц,
Одинокий, бесснежный, страшный.
Боль меня отпускать не хочет…
Оставайся же, Бога ради,
Вязью черных чугунных строчек
В снежно-белой моей тетради!
5.
Ах я, грешница,
впору вешаться,
В церкви, каясь, лбом об пол стукаться!
Но люблю я тебя по-прежнему,
Хоть и грешница,
хоть преступница.
Плача криком надрывно-чаячьим,
Как слепая, бреду вдоль отмели…
Захотелось чужого счастьица.
Не положено. Вот и отняли.
6.
Над заливом собирается гроза…
Я пропала. А боялась я не зря.
У тебя такие странные глаза —
Цвета тающего льда и янтаря,
Цвета бури, а по краешку зрачка
Цвета мокрого прибрежного песка.
Грянул гром, и все затихло в тот же миг,
Не качается испуганный тростник,
И на шелковой рубашке у тебя
Проступают капли первые дождя.
Пред тобою я в смятении стою,
Руки ветра гладят голову мою,
И в отчаянном объятьи сплетены
Куст черемухи в цвету и ствол сосны.
Как меня ты на заливе целовал,
Знали небо и земля, — никто не знал,
Только грозная вечерняя заря
Цвета тающего льда и янтаря.
7.
При встрече на плечи положишь мне руки свои,
И чувствую — радость меня наполняет до края.
Меня ты просил написать об осенней любви,
А я от нее, как от летнего солнца, сгораю.
Смотри, как разнежился наш дорогой городок,
У ног на газоне сияют анютины глазки,
А небо какое — пронзительно-синий мазок
Тропической, знойной, какой-то не питерской краски.
И здесь же, пока мы стоим голова к голове,
Я все подарю тебе — ближнего тополя ветку,
И чаек мельканье, и тот теплоход на Неве,
И сфинкса в ладони, как маленькую статуэтку.
Мир полон тепла — только радуйся, только живи,
Нам новая встреча дана, как всевышняя милость…
Меня ты просил написать об осенней любви,
Ну что же, любимый, скажи, — у меня получилось?
Ловите промахи мои,
Неловкие ищите связки -
Летят слова, как воробьи,
Садясь на плечи без опаски.
Бьют крылья в воздухе рябом,
И я, устав от их мельканья,
Стою заснеженным столбом -
К столбу какие нареканья?
Весь этот хрупкий зимний мир
Легко был создан в миг единый
Из мелких взмахов птичьих крыл
Словесной стаи воробьиной.
Не удержать живой родник
Ни точкою, ни многоточьем...
Возможно, я и проводник
Стихам, но точно не источник!
Что, кроме чувства и ума,
Во мне рождает строчки эти?
Я написала их сама,
Но разве я за них в ответе?
Из всех цветов мне ближе цикламен:
Я жажду взять в ладони эту нежить,
Чей стебель так безропотно согбен,
Чтоб горечь ощутить его и свежесть,
Порочность, и изысканность, и тлен.
В нем безмятежность утренней зари,
Оттенки разлагающихся тканей...
О, Господи! Язык прилип к гортани.
Смотри в себя, чудовище, смотри!
Мой близкий! Вас не тянет из окошка
Об мостовую брякнуть шалой головой?
Ведь тянет, правда?
Саша Черный
Зачем тебе так много надо? —
Спросила душу я свою.
Должна ты помнить муки ада
И пенье ангелов в раю —
Ведь ты бессмертна. Но к земному
Ты прикипела — и болишь.
Дай силы мыслить по-иному...
В квартире застывала тишь,
Так застывают макароны.
В постель упала я ничком.
Кружили мысли, как вороны
Кружат над мусорным бачком,
И в смертной муке билось тело,
Не в силах с болью совладать;
Душа помочь мне не хотела
Загадку жизни разгадать:
Зачем стараться быть не робкой,
Ходить на службу, есть и пить?
А в однокомнатной коробке
Где можно петлю закрепить?
Растрачивая жизнь неделя за неделей,
О будущем гадать я зареклась давно,
Но мучаюсь одной навязчивой идеей,
Что всё на небесах уже предрешено:
Какая игроку сегодня ляжет карта,
Чья нищая ладонь озябнет на ветру,
И если суждено от третьего инфаркта
Мне умереть, то я иначе не умру.
Как заяц, что уже охотниками ранен,
Я делаю бросок, я делаю петлю –
И здесь мой каждый шаг определен заранее –
Как то, чего хочу, как те, кого люблю!..
Мой разум восстаёт, он загнанному зверю
Подобен стал, но круг никак не разомкнуть.
Я каждый день люблю, грешу, страдаю, верю.
Прости меня, Господь, наставь на верный путь.
Жизнь — это шахматы. Каждый на поле — игрок.
Ходишь по клеточкам в латы закованным рыцарем.
Правила сложные. Нужно их знать назубок.
Кто все ходы просчитал, тот и стал победителем,
Если, конечно, в игру не вмешается Бог,
Быть не желающий просто скучающим зрителем,
Так что считай не считай — не известен итог.
Можно рискнуть, вопреки надоевшим традициям:
Кто-то пошел на предательство с лозунгом «верую»,
Кто-то попытку последнюю принял за первую,
Кто-то в погоне за пешкой слоном пренебрег...
С клетки на клетку я ход свой решающий делаю:
С лестничной, черной, шагну на постельную, белую —
Чтобы меня в этой жизни ты выиграть мог!
Сегодня грустно, и морозно,
И для весны, пожалуй, рано.
В троллейбусе везут мимозу
В хрустящей корке целлофана,
В холодной лягушачьей коже.
(А я сняла бы эту пленку
И грела ветки осторожно,
Как руки слабому ребенку!)
А запах грозно и лениво
По лицам щупальцами шарил
И обновлял в часы прилива
Кровь в лабиринтах полушарий,
По берегам артерий сонных,
Лагун сиреневых, венозных -
Сквозь носоглоток строй гриппозных,
В которых ругань, хрип и сопли.
И проникала в сердце свежесть,
И начинала ехать крыша.
Но двери адовы разверзлись -
И женщина с мимозой вышла.
В кустах на соседнем участке поет соловей,
И дождь проливной не мешает ему абсолютно.
Мы крепкого чаю попьем на веранде твоей
И печку затопим, чтоб в домике было уютно.
Не хочется спать - так бесценны минуты вдвоем.
Бог весть, сколько время таких вечеров нам подарит...
Несмело в дверной занавешенный тюлем проем
Проникнет дыханье черемух и первый комарик.
Наш тесный мирок повседневных, простых мелочей
Качнется скорлупкой на гребне житейского счастья...
Рассеянный сумрак преддверия белых ночей.
И ливень. И мокрые ветки в окошко стучатся.
Советских актёров часто ставят в пример как образец духовной силы, национальной гордости и внутренней красоты. Они стали символами эпохи, носителями культуры и нравственности. Но, как известно, за кул...
Актеры — люди творческие, но кто бы мог подумать, что некоторые из них скрывают прекрасный голос. В эпоху раннего Голливуда актеров с музыкальными способностями было немало — это считалось скорее норм...
Неузнаваемая Ким Кардашьян в объективе фотографа Маркуса Клинко, 2009 год. Памела Андерсон в самой первой съёмке для журнала «Playboy», 1990. На фото голливудская актриса Dorothy Lamour и шимпанзе Джи...
Расскажем, как сложилась судьба актеров, которые начинали сниматься еще в детстве.
Остаться на вершине в Голливуде удаётся не каждому, особенно если путь начался в детстве. Одни актёры теряются из-за...
Два года назад отечественное телевидение столкнулось с беспрецедентной кадровой тектоникой — целая группа ярких и узнаваемых ведущих стремительно исчезла с экранов федеральных каналов. Эти лица долгие...
Кира Найтли на страницах журнала к выходу фильма «Пиджак», 2005. Следы динозавра, раскопанные в русле реки Палакси. Техас. США. 1952г. Самая большая женщина рядом с самым маленьким мужчиной, 1922 год....
