Когда я вижу, как стоят
Рабочий и Колхозница,
меня полмесяца подряд
насилует бессонница.

Где дочь их, вся из чугуна,
где сын, разборно-металлический?
Стоит железная жена
и муж с орудием фаллическим.

С косынкой, забранной из чистки,
с лицом бескровного ацтека,
она, конечно же, троцкистка,
а он, по шурину, аптекарь.

это _ наш общий памятник,
выстроенный в годах.
Молот раскачивается,
как маятник,
и серп испытывает на страх.

Это - Адам и Ева
в камень сажают
фамильное древо,
но Троцкий-змей
искушает Еву,
и Ева без трепета и испуга
ищет эту змею
меж колен супруга.

Они стоят на высокой круче,
где только сакли одни и схимники,
и Зевс
выглядывает из тучи,
но называется Фридрихом.
Суровый Норд его бьет линейкой,
и Зевс выдыхается, как батарейка.

Мы - не выше этого памятника
и не ниже
линии горизонта.
Зачем же я со слюною ябедника
хожу вокруг его непроизвольно?

Зачем надежный страшит их вид?
Сугробы - в пролежнях, воздух рыж.
Ступни их проваливаются в гранит,
словно в крепления лыж.

Мне жалко этих спрямленных спин,
речей громыхающих, словно трактор.
Поскольку я - их сиротский сын
и в это лоно хочу обратно.