Я ль от старого бежала,
В полночь травы собирала,
Травы с росами мешала,
Все о воле чаровала.
Птичке волю, сердцу волю!
Скоро ль буду я вдовою?..
Дайте, дайте погуляю,
Как та рыбка по Дунаю,
Как та рыбка с окунями,
Я, молодка, с молодцами,
Как та рыбка со плотвою,
Я с прилукой-красотою!
Все изменилось, Платон, под скипетром старого Хрона:
Нет просвещенных Афин, Спарты следов
не найдешь,
Боги покинули греков, греки забыли свободу,
И униженный раб топчет могилу твою!
Когда земля отдаст плоды
Трудов зимы, весны и лета,
И, желтой мантией одета,
Везде печальные следы
Являет роскоши минувшей,
Подобно радости мелькнувшей
Быстрее молнии небес;
Когда вершиной черный лес,
Шумя, качает над туманом
И, запоздалый, с океаном
Усталый борется пловец,
Тебе, Нептун, дает обеты,
Чтоб не испить с струею Леты
Отрады горестных сердец.—
Я на коне скачу ретивом
И по горам и по полям,
И вихрем веселюсь игривым,
Который мчится по степям,
Из-под копыт с листом и прахом;
И селянин его, со страхом
Под вечер торопясь домой,
Бродящей тенью почитает,
Которую Харон седой
В Аидов дом не пропускает;
Ее протяжный слышен вой,
Он погребенья умоляет.
Младой певец, дорогою прекрасной
Тебе идти к парнасским высотам,
Тебе венок (поверь моим словам)
Плетет Амур с каменей сладкогласной.
От ранних лет я пламень не напрасный
Храню в душе, благодаря богам,
Я им влеком к возвышенным певцам
С какою-то любовию пристрастной.
Я Пушкина младенцем полюбил,
С ним разделял и грусть и наслажденье,
И первый я его услышал пенье
И за себя богов благословил,
Певца Пиров я с музой подружил —
И славой их горжусь в вознагражденье.
Юноша милый! на миг ты в наши игры вмешался!
Розе подобный красой, как Филомела, ты пел,
Сколько любовь потеряла в тебе поцелуев и песень,
Сколько желаний и ласк новых, прекрасных, как ты.
Р о з а
Дева, не плачь! я на прахе его в красоте расцветаю.
Сладость он жизни вкусив, горечь оставил другим;
Ах! и любовь бы изменою душу певца отравила!
Счастлив, кто прожил, как он, век соловьиный и мой!
Ни рыжая брада, ни радость старых лет,
Ни дряхлая твоя супруга,
Ни кони не спасли от тяжкого недуга...
И Агафона нет!
Потух, как от копыт огонь во мраке ночи,
Как ржанье звучное усталого коня!..
О небо! со слезой к тебе подъемлю очи
И, бренный, не могу не вопросить тебя:
Ужель не вечно нам вожжами править можно
И счастие в вине напрасно находить?
Иль лучшим кучерам жить в мире лучшем должно,
А нам с худыми быть!..
Увы! не будешь ты потряхивать вожжею;
Не будешь лошадей бить плетию своею;
И, усом шевеля, по-русски их бранить;
Уже не станешь ты и по воду ходить!
Глас молодецкий не прольется,
И путник от тебя уж не зажмет ушей,
И при сияньи фонарей
Уж глас форейтора тебе не отзовется,
И ах! Кузьминишна сквозь слез не улыбнется!
Умолкло все с тобой! Кухарки слезы льют,
Супруга, конюхи венки из сена вьют,
Глася отшедшему к покою:
"Когда ты умер - черт с тобою!"
Державин1 умер! чуть факел погасший дымится, о Пушкин2!
О Пушкин, нет уж великого! Музы над прахом рыдают!
Их кудри упали развитые в беспорядке на груди,
Их персты по лирам не движутся, голос в устах исчезает!
Амура забыли печальные, с цепью цветочною скрылся
Oн в диком кустарнике, слезы катятся по длинным ресницам,
Забросил он лук и в молчаньи стрелу об колено ломает;
Мохнатой ногой растоптал свирель семиствольную бог Пан.
Венчан осокою ручей убежал от повергнутой урны,
Где Бахус на тигре, с толпою вакханок и древним Силеном,
Иссечен на мраморе — тина льется из мраморный урны,—
И на руку нимфа склонясь печально плескает струею!
Державин умер! чуть факел погасший дымится, о Пушкин!
О Пушкин, нет уж великого! Музы над прахом рыдают!
Веселье в Олимпе, Вулкан хромоногий подносит бессмертным
Амврозию, нектар подносит Зевсов прелестный любимец.
И каждый бессмертный вкушает с амврозией сладостный нектар,
И, отворотясь, улыбается Марсу Венера. И вижу
В восторге я вас, полубоги России. Шумящей толпою,
На копья склонясь, ожиданье на челах, в безмолвьи стоите.
И вот повернул седовласый Хрон часы, вот пресекли
Суровые парки священную нить — и восхитил к Олимпу
Святого певца Аполлон при сладостной песне бессмертных:
«Державин, Державин! хвала возвышенным поэтам! восстаньте,
Бессмертные, угостите бессмертного; юная Геба,
Омой его очи водою кастальскою! вы, о хариты,
Кружитесь, пляшите под лиру Державина! Долго не зрели
Небесные утешенья земли и Олимпа, святого пиита».
И Пиндар узнал себе равного, Флакк — философа-брата
И Анакреон нацедил ему в кубок пылающий нектар.
Веселье в Олимпе! Державин поет героев России.
Державин умер! чуть факел погасший дымится, о Пушкин!
О Пушкин, нет уж великого! Музы над прахом рыдают.
Вот прах вещуна, вот лира висит на ветвях кипариса,
При самом рожденьи певец получил ее в дар от Эрмия.
Сам Эрмий уперся ногой натянуть на круг черепахи
Гремящие струны — и только в часы небесных восторгов
Державин дерзал рассыпать по ней окрыленные персты.
Кто ж ныне посмеет владеть его громкою лирой? Кто, Пушкин?!
Кто пламенный, избранный Зевсом еще в колыбели, счастливец,
В порыве прекрасной души ее свежим венком увенчает?
Молися каменам! и я за друга молю вас, камены!
Любите младого певца, охраняйте невинное сердце,
Зажгите возвышенный ум, окрыляйте юные персты!
Но и в старости грустной пускай он приятно на лире,
Гремящей сперва, ударяя — уснет с исчезающим звоном!
Я знал ее: она была душою
Прелестней своего прекрасного лица.
Умом живым, мечтательной тоскою,
Как бы предчувствием столь раннего конца,
Любовию к родным и к нам желаньем счастья,
Всем милая, она несчастлива была,
И, как весенний цвет, расцветший в дни ненастья,
Она внезапно отцвела.
И кто ж? любовь ей сердце отравила!
Она неверного пришельца полюбила:
На миг ее пленяся красотой,
Он кинулся в объятия другой
И навсегда ушел из нашего селенья.
Что, что ужаснее любви без разделенья,
Простой, доверчивой любви!
Несчастная, в душе страдания свои
Сокрыла, их самой сестре не поверяла,
И грусть безмолвная и жаждущая слез,
Как червь цветочный, поедала
Ее красу и цвет ланитных роз!
Как часто гроб она отцовский посещала!
Как часто, видел я, она сидела там
С улыбкой, без слезы роптанья на реснице,
Как восседит Терпенье на гробнице
И улыбается бедам.
Перст указует на даль, на главе развилися крылья,
Дышит свободою грудь; с легкостью дивною он,
В землю ударя крылатой ногой, кидается в воздух...
Миг - и умчится! Таков полный восторга певец.
Бедные мы! что наш ум?- сквозь туман озаряющий
факел
Бурей гонимый наш челн по морю бедствий и слез;
Счастие наше в неведеньи жалком, в мечтах
и безумстве:
Свечку хватает дитя, юноша ищет любви.
Когда я в хижине моей
Согрет под стеганым халатом
Не только графов и князей -
Султана не признаю братом!
Гляжу с улыбкою в окно:
Вот мой ручей, мои посевы,
Из гроздий брызжет тут вино,
Там птиц домашних полны хлевы,
В воде глядится тучный вол,
Подруг протяжно призывая,-
Все это в праздничный мой стол
Жена украсит молодая.
А вы, моих беспечных лет,
Товарищи в весельи, в горе,
Когда я просто был поэт
И света не пускался в море -
Хоть на груди теперь иной
Считает ордена от скуки,
Усядьтесь без чинов со мной,
К бокалам протяните руки,
Старинны песни запоем,
Украдем крылья у веселья,
Поговорим о том, о сем,
Красноречивые с похмелья!
Признайтесь, что блажен поэт
В своем родительском владенье!
Хоть на ландкарте не найдет
Под градусами в протяженье
Там свой овин, здесь огород,
В ряду с Афинами иль Спартой,
Зато никто их не возьмет
Счастливо выдернутой картой.
И будет жизнь не в жизнь и радость мне не в радость,
Когда я дни свои безвестно перечту
И столь веселым мне блистающую младость,
С надеждами, с тоской оставлю как мечту.
Когда как низкий лжец, но сединой почтенный,
Я устыжусь седин, я устыжусь тебя,
Мой друг, вожатый мои в страну, где, ослепленный
Могу, как Фаэтон, я посрамить себя;
Когда о будущем мечтаний прежних сладость
Не усладит меня, а будет мне в укор -
И, светлый, гаснущим и робким взглянет взор,
Тогда и жизнь не в жизнь и младость мне не
в младоеть!
И будет жизнь не в жизнь и младость мне не
в младость,
Когда души моей любовь не озарит
И, сотворенная мне в счастие и радость,
Не принесет мне их, а сердце отравит.
Когда младой груди я видел трепетанье,
Уст слышал поцелуй, ловил желанья глаз,
И не завидуя, счастливый в ожиданье,
Когда, измученный, не буду знать я вас,-
Тогда к чему мне жизнь, к чему мне в жизни
младость,
И в младости зачем восторги и мечты?
Я для того ль срывал их вешние цветы,
Чтоб жизнь была не в жизнь и радость мне не
в радость?
Не мило мне на новоселье,
Здесь всё увяло, там цвело,
Одно и есть мое веселье -
Увидеть Царское Село!
Цветку милей своя поляна
(Там знал он радости одне!),
Чем яркие края стакана,
Где, бедный, вянет на окне.
И пусть при светлой тишине
Небес проснувшихся - Светлана
Не налюбуется цветком
В высоком тереме своем;
Пусть окропит его слезою
И будет нежно прижимать
К груди, не скрытой под фатою,
Моля его - не увядать,-
Увянет!- Я ж скажу прекрасной:
«Что слезы? сожалеть напрасно!
Не нужно было бы срывать!»
Я благотворности труда
Еще, мой друг, не постигаю!
Лениться, говорят, беда,—
А я в беде сей утопаю
И, пробудившись, забываю,
О чем заботился вчера.
Мне иногда твердят: «Пора
Сдавить стихи твои станками,
Они раскупятся друзьями,
Друзья им прокричат: ура!
Веселые за полной чашей.
Тогда, сударь, от славы вашей,
Или от вашего вина
Заговорит вся сторона
От Бельта до Сибири скучной,
Куда с запиской своеручной
Пошлете другу толстый том».
Всё хорошо, но я не в том
Свое блаженство полагаю:
За стих не ссорюся с умом,
А рифму к рифме приплетаю,
Лениво глядя за пером.
Напишет мне — я прочитаю!
Я прочитаю их друзьям:
Люблю внимать я похвалам,
Когда их похвалы достоин.
И я слыхал, худой тот воин,
Кто быть не думает вождем!
Так мыслю я, меж тем пером
Мешая истину с мечтами,
Почти забыл, что мы с тобой
Привыкли говорить сердцами,—
Забыл, что друг далекий мой,
Прочтя мою систему лени,
Но неизвестный о друзьях,
По почте мне отправит пени
Наместо неясных уверений,
Что он и в дальних тех странах
Своих друзей не забывает,
Где мир, дряхлеющий во льдах,
Красою дикой поражает;
Что, как мелькнувшая весна
Там оживляет всё творенье,
Так о друзьях мечта одна
Его приводит в восхищенье,
Его уносит в светлый край
Златых надежд, воспоминаний,
Где нет забот, где нет страданий
И слова грозного: прощай!
Будь счастлив, друг! не забывай
Веселых дней очарованья
И резвых спутников твоих!
Вот непритворные желанья
Далекому от круга их,
От круга радости веселой,
Где дружба нас и сын Семелы
Привыкли часто собирать,
Где можно все заботы света
С мундиром, с фраком скидавать,
Без лести похвалить поэта
И обо всем потолковать.
Лилета, пусть ветер свистит и кверху метелица вьется;
Внимая боренью стихий, и в бурю мы счастливы будем,
И в бурю мы можем любить! ты знаешь, во мрачном Хаосе
Родился прекрасный Эрот.
V ужасном волненье морей, когда громы сражались с громами,
И тьма устремлялась на тьму, и белая пена кипела,—
Явилась богиня любви, в коральной плывя колеснице,
И волны пред ней улеглись.
И мы, под защитой богов, потопим в веселии время.
Бушуйте, о чада зимы, осыпайтеся, желтые листья!
Но мы еще только цветем, но мы еще жить начинаем
В объятиях неясных любви.
И радостно сбросим с себя мы юности красну одежду,
И старости тихой дадим дрожащую руку с клюкою,
И скажем: о старость, веди наслаждаться любовью в том мире,
Уж мы насладилися здесь.
Советских актёров часто ставят в пример как образец духовной силы, национальной гордости и внутренней красоты. Они стали символами эпохи, носителями культуры и нравственности. Но, как известно, за кул...
Актеры — люди творческие, но кто бы мог подумать, что некоторые из них скрывают прекрасный голос. В эпоху раннего Голливуда актеров с музыкальными способностями было немало — это считалось скорее норм...
Неузнаваемая Ким Кардашьян в объективе фотографа Маркуса Клинко, 2009 год. Памела Андерсон в самой первой съёмке для журнала «Playboy», 1990. На фото голливудская актриса Dorothy Lamour и шимпанзе Джи...
Расскажем, как сложилась судьба актеров, которые начинали сниматься еще в детстве.
Остаться на вершине в Голливуде удаётся не каждому, особенно если путь начался в детстве. Одни актёры теряются из-за...
Два года назад отечественное телевидение столкнулось с беспрецедентной кадровой тектоникой — целая группа ярких и узнаваемых ведущих стремительно исчезла с экранов федеральных каналов. Эти лица долгие...
Кира Найтли на страницах журнала к выходу фильма «Пиджак», 2005. Следы динозавра, раскопанные в русле реки Палакси. Техас. США. 1952г. Самая большая женщина рядом с самым маленьким мужчиной, 1922 год....