Обо мне не грустите, мой друг. Я озябшая хмурая птица.

На съезде [Никита] Хрущев сказал: "Почтим вставанием память семнадцать миллионов человек, замученных в лагерях". Ничего себе?! Кто, когда и чем заплатит за "ошибки" всей этой сволочи?! И доколе бу

Моя Франция - это один Париж, зато один Париж - это вся Франция! Я любил Францию искренне, как всякий, кто долго жил в ней. Париж нельзя было не любить, как нельзя было его забыть или предпочесть ему

Моя Франция - это один Париж, зато один Париж - это вся Франция!

В юности у меня был один большой недостаток: я не выговаривал буквы «р», и это обстоятельство дважды чуть не погубило всю мою театральную карьеру.

Моим первым жалованием в театре были борщ и котлеты.

Я - врач, спокойно и внимательно наблюдающий за «кроликом моей души», которому, или, вернее, на котором время производит свои экспериментальные опыты.

Жизни как таковой нет. Есть только огромное жизненное пространство, на котором вы можете вышивать, как на бесконечном рулоне полотна, все, что вам угодно. Вам нравится токарный станок? Влюбляйтесь в н

Как только мы добиваемся, наконец, ясности мысли, силы разума и что-то начинаем уметь и знать, знать и понимать - нас приглашают на кладбище. Нас убирают как опасных свидетелей, как агентов контрразве

Что я получаю за свои песенки? Холод номера и холод одиночества. Мне платят «продуктами из рефрижератора» - свежезамороженной и потому безвкусной дрянью.

Человеку на закате суждено все разлюбить, чтобы душа его, освобожденная от всех земных привязанностей, предстала чистой, голой и свободной перед престолом Всевышнего.

Я получаю сомнительное удовольствие от удовольствия зрителей или слушателей, которые мимоходом послушали какой-то бред о «красивых чувствах» и разошлись, под шумок покачивая головами и добродушно улыб

Чем больше живет человек, тем яснее становится ему, в какую ловушку он попал, имея неосторожность родиться.

Хороший город Ленинград! Удивительно он успокаивает как-то. В Москве живешь, как на вокзале. А здесь - как будто уже приехал и дома.

У нас народ абсолютно невоспитан (а кто его воспитывал? А когда им занимались вплотную?). Кроме того, он страшен - наш народ, потому, что он одинаково способен как на подвиг, так и на преступление.

В этих условиях изоляции и международной блокады, при отсутствии всякого общения и даже «сравнения» - мы были вынуждены создавать свою культуру, ибо ни на чью помощь, ни на чью поддержку мы не могли р

Посмотрите на эту историю со Сталиным. Какая катастрофа! Теперь, на 40-м году Революции, встает дилемма - а за что же мы боролись? Все фальшиво, подло, неверно. Все борьба за власть - одного сумасшедш

По всему Союзу строят «Дворцы культуры», а сортиров не строят. Забывают, что культура начинается с них.

Будь проклята моя профессия! Лучше возить говно в бочках, чем быть на моем месте.

Я ничего не скрываю от слушателя, пою так же, как пел бы для Господа Бога, - искренно, глубоко, правдиво, как верующий, как «священнослужитель».

У меня была собака. Это была белая красавица - боксер с единственным пятном в виде коричневого «монокля» вокруг правого глаза. У нее были кой-какие недостатки. Она не выносила кошек, крыс, мотоциклист

Единственное спасение у нас в труде. Деятельность дает закономерный отдых. А вот когда у меня «выходной» день, я - несчастный человек. Я не умею «отдыхать» - я предоставлен самому себе и своему одиноч

Я мучаюсь со своим «творчеством». Чехов говорит: «Писать надо не то, что есть, и не то, что «надо», а то, о чем мечтаешь». То, что есть - неинтересно. То, что «должно» - я не умею. А то, о чем я «мечт

Мы, артисты, святые и преступные, страшные в своем жестоком и непонятном познании того, что не дано другим. Нас не надо трогать руками, как не надо трогать ядовитых змей и богов.

Русские совсем осатанели. Все заняты спекуляцией.

Как-то раз я не мог заснуть и под утро явственно слышал разговор кошек на крыше: «Марррруся!» - говорил кот. «Я не Марррруся, а Варвара!» - отвечала кошка.

Биссирование - это все равно что вторичное объяснение в любви любимой женщине. Вы объяснились ей один раз. И она откликнулась вам всем своим сердцем. Это - чудно хороший миг! Но вы недовольны результа

Посмотрите на наших старых русских писателей. Бунин. Куприн. Они же не могут писать ни о чем, кроме России. А России нет. Как писать?

Я пою, а значит, и живу только для русских. Петь на другом языке, значит, вовлекать иностранцев в невыгодную сделку. Весь смысл моего пения исчезнет и люди уйдут разочарованными.