даже когда ничего не происходит, ничто не стоит на месте. ... Я не скала, а река; люди обманывают себя, видя во мне скалу. Или это я обманываю их и притворяюсь, что я скала, когда я река?

Много лет я использовал местоимение «мы». Теперь, как в юности, засыпаю и просыпаюсь одна.

[О Париже:] Он существует, постоянный, вечный, окружающий нас, живущих в нем, и он в нас. Мы любим это или ненавидим, но мы не можем избежать этого. Это круг ассоциаций, в котором существует человек,

Я хотел писать; Я искал все возможные пути личного освобождения, но никогда не мог пожертвовать живым мгновением жизни ради написанной строки, своим равновесием ради рукописи, бурей внутри себя ради

Я думаю, что муравейник лучше, чем гнездо... что в муравейнике среди ста тысяч или миллионов ты свободнее, чем в гнезде, где все сидят и смотрят друг на друга, ожидая, пока ученые, наконец, откроют с

Это мой главный недостаток: я был так настроен не терять времени, что часто поступал не так. Не терять время было моей постоянной заботой с тех пор, как мне исполнилось три года, когда до меня дошло,

Ко мне пришла мысль, что я был, есть и буду, а может быть, и не стану. Это меня не испугало. В моем бытии была сила, которую я не чувствовал, становясь.

мой выбор отчасти был обусловлен двумя великими законами — биологии и социологии, — ибо я не мыслю себя вне их. ... В каждой биологической и социальной ситуации я свободен принимать решения.

Прошлое хорошо (как мы все знаем), двадцать, тридцать лет назад все было хорошо, это вам любой скажет.

Как удивительно живы ложные идеи! У них даже есть своя эволюция. Сначала это высокопарные «истины», затем банальные «законы» и, наконец, суеверия.

Теперь мне кажется, что все было выгодно мне. И если плата была иногда чрезмерной, то это была после всякой платы, пожизненно, и не может быть и нет чрезмерной платы пожизненно.

Разве теория относительности не касается и литературы? В нашем мире больше нет места для привилегированного наблюдателя, как нет места и для наблюдателя вселенной — мы все внутри.

[О Нью-Йорке:] ... передо мной встал город. Он был узок и высок, как готический храм, окруженный водой, и... вдруг появился, словно легким толчком вырвался из невидимого в видимое.

Я научился искать интенсивность, а не счастье, не радости и процветание, а больше жизни, концентрированное ощущение жизни, усиленное чувство существования, полноту и концентрацию пульса, энергии, рос

Я научился искать интенсивность — больше жизни, концентрированное ощущение жизни.

Москва, Рим, Лондон, Париж остаются на месте. Ленинград и Нью-Йорк плывут, распустив все паруса, рассекая носом пространство, и могут исчезнуть если не в реальности, то в воображении поэта, создающег

Не всё в жизни надо читать, не обо всём иметь своё мнение, можно не стыдиться чего-то не знать.

Счастье женщины - быть бесконечно преданной и ласковой.

В тоталитаризме идеология всегда заменяет идеи.

Всякий народ управляется достойной его властью...

Свобода роста несёт с собой ещё и другое: освобождение от путаницы в мыслях и импульсивности мнений, несёт интерпретацию мира и, наконец, умение познавать, судить и выражать себя.

Как много нелепостей может питать воображение человека на заре его жизни!

Сравнивать жизнь с чем-нибудь - всё равно что множить яблоки на груши.

Отсутствие сознания ещё страшнее, чем страдание.

Цель моя не в том, чтобы завязать концы, а в том, чтобы развязать узлы.

В реакционном государстве государство говорит личности: «Не делай того-то». Цензура требует: «Не пиши этого». В тоталитарном государстве тебе говорят: «Делай то-то. Пиши то-то и так-то». В этом вся ра

Автобиография - рассказ о себе, воспоминания - рассказ о других.

Нормальные люди куда любопытнее так называемых ненормальных, эти последние - несвободны и часто стереотипны в своих конфликтах с окружающим, а первые сложны и вольны, оригинальны и ответственны - что

Автобиография, в отличие от мемуаров, откровенно эгоцентрична.