Не все ли равно, чем и как счастлив человек! Последствия? Да ведь все равно они всегда существуют: ведь ото всего остаются в душе жестокие следы, то есть воспоминания, которые особенно жестоки, мучите

... какая же беда в мечтах? Они оживляют, дают силы, надежды. А потом, разве не бывает так, что некоторые мечты вдруг сбываются?.. Редко, разумеется, весьма редко, а сбываются.

... я просто баба, и к тому же очень чувствительная, одинокая, несчастная, но поймите же меня - ведь и у курицы есть сердце!

Le bon Dieu envoie toujours des culottes a ceux qui n'ont pas de derrieere…Милосердный Господь всегда дает штаны тем, у кого нет зада…

Я к ней вошёл в полночный час.
Она спала, - луна сияла
В её окно, - и одеяла
Светился спущенный атлас.Она лежала на спине,
Нагие раздвоивши груди, -
И тихо, как вода в сосуде,

Я, говорю, сделал вид, что не замечаю тебя. Но сказать ли правду? Я не только не забыл о тебе после твоего дерзкого крика, но весь похолодел от внезапной ненависти к тебе.

Из году в год, изо дня в день, втайне ждешь только одного, - счастливой любовной встречи, живешь, в сущности, только надеждой на эту встречу...

Вероятно, у каждого из нас найдется какое-нибудь особенно дорогое любовное воспоминание или какой-нибудь особенно тяжкий любовный грех.

Молчат гробницы, мумии и кости, -
Лишь слову жизнь дана:
Из древней тьмы, на мировом погосте,
Звучат лишь Письмена.

Я под всякими предлогами внушал ей одно: живи только для меня и мной, не лишай меня моей свободы, своеволия, - я тебя люблю и за это буду еще больше любить. Мне казалось, что я так люблю ее, что мне в

Qui se marie par amour a bonne nuits et mauvais jours. Кто женится по любви, тот имеет хорошие ночи и скверные дни.

Счастье только знающим дано.

Почему с детства тянет человека даль, ширь, глубина, высота, неизвестное, опасное, то, где можно размахнуться жизнью, даже потерять ее за что-нибудь или за кого-нибудь? Разве это было бы возможно, буд

Формы женского тела мучительны своей непостижимой прелестью.

Березы желтою резьбой
Блестят в лазури голубой.

... одна из самых отличительных черт революций - бешеная жажда игры, лицедейства, позы, балагана. В человеке просыпается обезьяна.

Уже давно во всем идет неуклонное падение. Как злобно, неохотно отворял нам дверь швейцар! Поголовно у всех лютое отвращение ко всякому труду.

Толстой сказал про себя однажды: - Вся беда в том, что у меня воображение немного живее, чем у других… Есть и у меня эта беда.

«Хожу без работы, пошел в совет депутатов просить места - мест, говорят, нету, а вот тебе два ордера на право обыска, можешь отлично поживиться. Я их послал куда подале, я честный человек…»

«Еще не настало время разбираться в русской революции беспристрастно, объективно…» Это слышишь теперь поминутно. Беспристрастно! Но настоящей беспристрастности все равно никогда не будет. А главное: н

Теперь это лёгкое дыхание снова рассеялось в мире, в этом облачном небе, в этом холодном весеннем ветре.

Проснувшись, как-то особенно ясно, трезво и с ужасом понял, что я погибаю от этой жизни и физически, и душевно. И записываю я, в сущности, чёрт знает что, что попало, как сумасшедший... Да, впрочем, н

Как дико, страшно всё будничное, обычное, когда сердце поражено, - да, поражено, он теперь понимал это, - этим страшным «солнечным ударом», слишком большой любовью, слишком большим счастьем!

И город этот показался ему каким-то особенным, заповедным городом, и мысль о том, что она так и будет жить в нём своей одинокой жизнью, часто, может быть, вспоминая его, вспоминая их случайную, такую

До этой поры он не жил, а лишь существовал, правда очень недурно, но все же возлагая все надежды на будущее.

Прекрасны были те нежные, сложные чувства, что пробудила в ней встреча с некрасивым человеком, в котором текла необычная кровь, ибо ведь, в конце концов, и не важно, что именно пробуждает девичью душу

А он еще бился. Он настойчиво боролся со смертью, ни за что не хотел поддаться ей, так неожиданно и грубо навалившейся на него.

Люди и до сих пор ещё больше всего дивятся и ни за что не хотят верить смерти.

Как ты не понимаешь, что ты для меня всё-таки лучше всех, единственный?