Без выкрутасов и затей, но доводя до класса экстра, мы тихо делали детей, готовых сразу же на экспорт.

Если надо - язык суахили, сложный звуком и словом обильный, чисто выучат внуки Рахили и фольклор сочинят суахильный.

За все на евреев найдется судья. За живость. За ум. За сутулость. За то, что еврейка стреляла в вождя. За то, что она промахнулась.

По спирту родственность имея, коньяк не красит вкус портвейну, еврей-дурак не стал умнее от соплеменности Эйнштейну.

Сегодняшний день лишь со временем откроет свой смысл и цену; Москва истекает евреями через отверстую Вену.

За долгие столетия, что длится кромешная резня в земном раю, мы славно научились веселиться у рва на шевелящемся краю.

В домах родильных вылезают все одинаково на свет, но те, кого не обрезают, поступят в университет.

Кто умер, кто замкнулся, кто уехал; брожу один по лесу без деревьев, и мне не отвечает даже эхо - наверно, тоже было из евреев.

Живым дыханьем фразу грей, и не гони в тираж халтуру; сегодня только тот еврей, кто теплит русскую культуру.

У времени густой вокзальный запах, и в будущем объявятся следы: история, таясь на мягких лапах, народ мой уводила от беды.

За года, что ничуть я не числю утратой, за кромешного рабства глухие года столько русской земли накопал я лопатой, что частицу души в ней зарыл навсегда.

Везде одинаков Господень посев, и врут нам о разнице наций все люди - евреи, и просто не все нашли пока смелость признаться.

Никто, на зависть прочим нациям, берущим силой и железом, не склонен к тонким операциям как те, кто тщательно обрезан.

Такой уже ты дряхлый и больной, трясешься, как разбитая телега, - На что ты копишь деньги, старый Ной? - На глупости. На доски для ковчега.

Природа женская лиха и много мужеской сильней, но что у бабы вне греха, то от лукавого у ней.

Суров к подругам возраста мороз, выстуживают нежность ветры дней, слетают лепестки с увядших роз, и сделались шипы на них видней.

Мы шли до края и за край и в риске и в чаду, и все, с кем мы знавали рай, нам встретятся в аду.

Процесс эмансипации не сложен и мною наблюдался много раз: везде, где быть мужчиной мы не можем, подруги ускользают из-под нас.

Всегда мне было интересно, как поразительно греховно духовность женщины - телесна, а тело - дьявольски духовно.

Все нежней и сладостней мужчины, женщины все тверже и железней; скоро в мужиках не без причины женские объявятся болезни.

Ах, ветер времени зловещий, причина множества кручин! Ты изменяешь форму женщин и содержание мужчин.

Одна из тайн той женской прелести, что не видна для них самих - в неясном, смутном, слитном шелесте тепла, клубящегося в них.

Бабы одеваются сейчас, помня, что слыхали от подружек: цель наряда женщины - показ, что и без него она не хуже.

Плевать нам на украденные вещи, пускай их даже сдернут прямо с тела, бандиты омерзительны для женщин за то, что раздевают их без дела.

В мужчине ум - решающая ценность и сила - чтоб играла и кипела, а в женщине пленяет нас душевность и многие другие части тела.

Мы дарим женщине цветы, звезду с небес, круженье бала, и переходим с ней на ты, а после дарим очень мало.

Вот женщину я обнимаю, она ко мне льнет, пламенея, а Ева, я вдруг понимаю, и яблоко съела, и змея.

Трепещет юной девы сердце над платьев красочными кучами: во что одеться, чтоб раздеться как можно счастливей при случае?

У женщин юбки все короче; коленных чашечек стриптиз напоминает ближе к ночи, что существует весь сервиз