Мы говорим об «удовольствии от вещи», но на самом деле это удовольствие от самих себя, опосредованное вещью.

Деятель есть просто фикция, добавленная к делу? дело это все.

Желание постоянно творить вульгарно и выдает ревность, зависть, честолюбие. Если кто-то есть что-то, ему действительно не нужно ничего делать — и, тем не менее, он делает очень многое. Над «производи

Я люблю того, чья душа так переполнена, что он забывает себя, и все вещи в нем: таким образом все вещи становятся его падением.

Надо уметь себя беречь — лучший тест на независимость.

Но как зараза мелкая мысль: она ползет и прячется, и хочет быть нигде, пока все тело не истлеет и не иссохнет от мелкой заразы... Так говорил Заратустра.

Я разбудил тебя ото сна, потому что увидел, что тебе снится кошмар. А теперь ты сердишься и говоришь мне: "Что нам теперь делать? Все еще ночь!" Вы неблагодарные! Тебе следует снова лечь спать и лучш

Вера на самом деле не двигает горы, а воздвигает их там, где их раньше не было.

Тот, кто радуется даже на костре, торжествует не над болью, а над отсутствием боли там, где он предчувствовал ее. Притча.

Хорошая посадка на лошади крадет мужество вашего противника и сердце наблюдателя — зачем нападать? Сидеть как победивший?

Самое сильное знание (знание тотальной свободы человеческой воли) тем не менее беднее всего в успехах: ибо у него всегда есть сильнейший противник — человеческое тщеславие.

Немцы как женщины, их глубины почти никогда не познаешь - у них ее нет.

Человек есть то, что должно быть побеждено... Человек есть веревка, натянутая между зверем и сверхчеловеком, - веревка над бездной... В человеке велико то, что он мост, а не конец.

Вы говорите, что я должен быть вашим учителем! Проследи, чтобы я был твоей шестерней, а не тормозом.

Отцы и сыновья гораздо более внимательны друг к другу, чем матери и дочери.

О братья мои, неужели я жесток? А я говорю: то, что падает, тоже надо толкать!

Не было бы солнца в обществе, если бы прирожденные льстецы, я имею в виду так называемых любезных людей, не принесли его с собой.

От Солнца я научился этому: когда он идет ко дну, разбогатеть; он из неистощимых богатств сыплет в море золото, так что даже самый бедный рыбак все еще гребет золотыми веслами. За это я когда-то виде

Подозрительно. - Признаться в вере только потому, что так принято, - а это значит быть нечестным, трусливым, ленивым! - Так могут ли нечестность, трусость и лень быть предпосылками нравственности?

Великий человек в свое время борется со стихиями, которые мешают его собственному величию, другими словами, его собственной свободе и искренности.

Человек, который ржет шумным смехом, превосходит всех животных пошлостью.

И это великий полдень, когда человек стоит посреди своего пути между зверем и сверхчеловеком и празднует свой путь к вечеру как свою высшую надежду: ибо это путь к новому утру.

Чтобы быть кем-то, нужно уважать даже свою тень.

Сверхчеловек — это смысл земли. Пусть ваша воля скажет: Сверхчеловек будет смыслом земли!

Если вы смотрите в Бездну достаточно долго, Бездна смотрит на вас в ответ.

Советую ли я вам любить ближнего? Я предлагаю скорее бежать от ближнего и любить тех, кто дальше всего от тебя. Выше любви к ближнему стоит любовь к далекому и еще грядущему человеку.

Но не погибнуть от внутренней тоски и сомнения, когда причиняешь великое страдание и слышишь вопль страдания: это велико, это принадлежит величию.

Оказаться безоружным, когда был лучше всех вооружен, с высоты чувства — вот средство к настоящему миру, который всегда должен опираться на душевный покой.

Кто излагает на бумаге то, что он страдает, становится меланхолическим писателем; но он становится серьезным писателем, когда рассказывает нам, что он страдал и почему теперь покоится в радости.