Оттого, что мы на протяжении тысячелетий предъявляли к миру нравственные, эстетические, религиозные требования, смотрели на него со слепым желанием, страстью или страхом и предавались дурным привычка

До сих пор мужчины обращались с женщинами, как с птицами, слетевшимися к ним с высоты; как что-то более нежное, более хрупкое, более дикое, странное, более милое, душевное, но как нечто такое, что ну

Я презираю мистиков, они мнят себя такими глубокими, когда они даже не поверхностны.

Им придется петь песни получше, чтобы я научился верить в их Искупителя; и его ученики должны были бы выглядеть более искупленными!

Кто действительно чем-то пожертвовал, тот знает, что хотел и получил что-то взамен.

Пройдитесь по моральным требованиям... одно за другим, и вы обнаружите, что человек не мог соответствовать им; цель не в том, чтобы он стал более нравственным, а в том, чтобы он чувствовал себя как м

Виды не совершенствуются: более слабые снова и снова господствуют над сильными, потому что их подавляющее большинство, и они также умнее. Дарвин забыл о разуме (это по-английски!): у слабых больше ра

Тот, кто презирает себя, все же почитает в себе презирающего.

Человек — это веревка, натянутая между животным и сверхчеловеком, — веревка над пропастью. Опасный переход, опасное странствие, опасное оглядывание назад, опасное дрожание и остановка.

Вы не должны воровать! Вы не должны убивать! Такие слова когда-то назывались святыми; перед ними люди преклоняют колени и головы и снимают обувь. Но я спрашиваю вас: где были в мире лучшие воры и уби

Смотри, как они карабкаются, эти быстрые обезьяны! Они карабкаются друг на друга и таким образом утаскивают друг друга в грязь и глубину. Они все хотят на трон: в этом их безумие — как будто на троне

Демократия представляет собой неверие во всех великих людей и во все элитные общества: все равны.

Ужасные переживания поднимают вопрос, не является ли и тот, кто их испытывает, чем-то ужасным.

Когда человек только что получил большую честь и немного поел, он самый щедрый.

Человек, потерпевший неудачу, приписывает эту неудачу скорее злой воле другого, чем судьбе.

Я выставил себя напоказ и мне не стыдно стоять голой. «Стыд» — это то, что мы называем чудовищем, которое привязалось к людям, когда они стремились превзойти животных.

В чем заключается объективная мера стоимости? Только в количестве увеличенной и организованной силы, в соответствии с тем, что происходит во всех случаях, воля к увеличению.

Почему мир, который касается нас, не может быть фикцией? И если бы кто-нибудь спросил: «А для того, чтобы быть фикцией, обязательно должен быть автор?» — нельзя было бы ответить просто: «Почему? Не п

Чувственность часто заставляет любовь расти слишком быстро, так что корень остается слабым и его легко вырвать.

Рядом с моим знанием лежит мое черное невежество.

Это знамение даю вам: каждый народ говорит на своем языке о добре и зле, которого сосед не понимает. Он изобрел свой собственный язык обычаев и прав.

Вы должны родиться для своего врача, иначе вы обречены погибнуть из-за своего врача.

Кто считает людей стадом и бежит от них так быстро, как только может, тот, без сомнения, будет настигнут ими и посажен на их рога.

Иногда все, что вам нужно сделать, чтобы склонить умных людей к какому-то принципу, — это представить его в форме шокирующего парадокса.

Мужчин после смерти... понимают хуже, чем современных людей, но лучше слышат.

Сила — это мораль человека, который выделяется среди остальных, и она моя.

О, как много сегодня скрыто наукой! О, как много ожидается скрыть!

Наша судьба оказывает на нас свое влияние даже тогда, когда мы еще не познали ее природу: это наше будущее устанавливает закон нашего сегодняшнего дня.

Так называемые парадоксы автора, против которых возражает читатель, часто существуют вовсе не в книге автора, а в голове читателя.