Нью-Йорк — место встречи всех рас мира, но китайцы, армяне, русские и немцы остаются иностранцами. Как и все, кроме черных. Несомненно, что негры пользуются большим влиянием в Северной Америке и, кто

Зеленый, как я люблю тебя, зеленый. Зеленый ветер. Зеленые ветки. Корабль в море И конь на горе.

Дуэнде... Где дуэнде? Сквозь пустую арку входит ветер духа, настойчиво дующий над головами умерших в поисках новых пейзажей и неведомых акцентов: ветер с запахом детской слюны, смятой травы и покрыва

Поймите один единственный день полностью, чтобы вы могли любить каждую ночь.

Театр должен навязывать себя публике, а не публика театру... Слово «Искусство» должно быть написано везде, в зрительном зале и в гримерках, до того, как там будет написано слово «Бизнес».

Учителя благоговейно указывают на огромные окуренные купола; но под статуями нет любви, нет любви под глазами в хрустале. Любовь там, во плоти, растерзанной жаждой, в хижине, борющейся с потоком; люб

Я хочу быть поэтом с головы до ног, живу и умирая поэзией.

Ночь внизу. Мы двое. Кристалл боли. Ты плакала на больших расстояниях. Моя боль была комком агонии над твоим болезненным сердцем из песка.

Проклятый, будь богатым! Пусть у них не останется даже ногтей!.. Я уверен, что они отправятся в Ад головой вперед.

Луна как большой витраж, который разбивается о океан.

Начинается плач гитары. Кубки рассвета разбиты. Начинается плач гитары. Бесполезно заглушать его. Невозможно заставить его замолчать. Он монотонно плачет, как плачет вода, как плачет ветер над снежны

С тех пор, как я женился, я день и ночь думаю о том, чья это была вина, и каждый раз, когда я думаю об этом, вылезает новая ошибка, чтобы поглотить старую; но всегда остается ошибка.

Стихотворение, песня, картина — это всего лишь вода, взятая из колодца народа, и она должна быть возвращена им в чаше красоты, чтобы они могли пить — и в питье понимали себя.

Художник, а особенно поэт, всегда анархист в лучшем смысле этого слова. Он должен внять только зову, который возникает в нем от трех сильных голосов: голоса смерти со всеми ее предчувствиями, голоса

Я высовываю голову из окна и вижу, как сильно нож ветра хочет ее отрезать. На эту невидимую гильотину я поместил безглазую голову всех своих желаний.

Нация, которая не поддерживает и не поощряет свой театр, если не мертва, то умирает; так же как театр, не улавливающий со смехом и слезами общественный и исторический пульс, драму своих людей, подлин

Я воспеваю твою беспокойную тоску по статуе, твой страх перед чувствами, ожидающими тебя на улице. Я пою маленькую морскую сирену, которая поет вам, катаясь на велосипеде из кораллов и раковин. Но пр

Боже мой, я пришел с семенами вопросов. Я их посадила, а они так и не зацвели.

Какой самый дальний угол? Потому что именно там я хочу быть, наедине с тем единственным, что я люблю.

В Испании мертвых больше, чем в любой другой стране мира.

С их душами из лакированной кожи они идут по дороге. Сгорбленные и ночные, где они дышат, они навязывают тишину темной резины и страх перед мелким песком.

Мне посчастливилось своими глазами увидеть недавний крах фондовой биржи, когда они потеряли несколько миллионов долларов, свалку мертвых денег, ушедших в море.

Ни на минуту, прекрасный пожилой Уолт Уитмен, я не видел, чтобы твоя борода была полна бабочек.

Две стихии, которые путешественник впервые улавливает в большом городе, — внечеловеческая архитектура и бешеный ритм. Геометрия и тоска.

Зеленый, как я хочу, чтобы ты был зеленым. Зеленый ветер. Зеленые ветки.

Нью-Йорк — это что-то ужасное, что-то чудовищное. Мне нравится бродить по улицам потерянным, но я понимаю, что Нью-Йорк — величайшая ложь в мире. Нью-Йорк — это Сенегал с машинами.

Единственное, что дали миру Соединенные Штаты, — это небоскребы, джаз и коктейли. Вот и все. А на Кубе, в нашей Америке коктейли делают гораздо лучше.

Любовь — это поцелуй в тихом гнездышке, пока дрожат листья, отражаясь в воде.

В наших глазах дороги бесконечны. Два перекрестка тени.