Я не люблю все, что пахнет московской барышнею, все, что не отзывается невоспитанностью, все, что вульгарно.

Мы не только еще не подумали приблизить поэтический слог к благородной простоте, но и прозе стараемся придать напыщенность, поэзию же, освобожденную от условных украшений стихотворства, мы еще не пони

Я не сообщаю вам ни политических, ни литературных новостей, - думаю, что они вам надоели так же, как и всем нам.

Мы не принадлежим к числу подобострастных поклонников нашего века; но должны признаться, что науки сделали шаг вперед.

Я не раскаиваюсь в моем приезде в Москву, но тоска берет по Петербургу.

Я могу быть подданным даже рабом, - но холопом и шутом не буду и у царя небесного.

Мы иногда бываем так же любопытны, как и вы, прекрасные дамы.

Я зол на Петербург и радуюсь каждой его гадости.

Мы или сохнем, или гнием; первое все-таки лучше.

Я женюсь на м-ль Гончаровой. Я получил ее согласие и согласие ее матери; два возражения были мне высказаны при этом: мое имущественное состояние и мое положение относительно правительства.

Мы все глядим в Наполеоны.

Мужья всегда последние в городе узнают про жен своих.

Я женат - и счастлив; одно желание мое, чтоб ничего в жизни моей не изменилось - лучшего не дождусь. Это состояние для меня так ново, что, кажется, я переродился.

Москва, сколь русскому твой зрак унылый страшен!

Я думаю, что мы никогда не дадим народу ничего лучше Писания… Его вкус становится понятным, когда начинаешь читать Писание, потому что в нем находишь всю человеческую жизнь. Религия создала искусство

Москва, утратившая свой блеск аристократический, процветает в других отношениях: промышленность, сильно покровительствуемая, в ней оживилась и развилась с необыкновенною силою. Купечество богатеет и н

Я думаю, что мы никогда не дадим народу ничего лучше Писания... в нем находить всю человеческую жизнь. Религия создала искусство и литературу, всё, что было великого с самой древности!... Без этого не

Москва мне слишком надоела.

Я думаю, что мы никогда не дадим народу ничего лучше Писания... Библия всемирна, она содержит всю жизнь человеческую... Вот единственная книга в мире, - в ней есть все.

Москва доныне центр нашего просвещения; в Москве родились и воспитывались, по большей части, писатели коренные русские, не выходцы, не переметчики, для коих "где хорошо, там и родина", для коих все

Я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя; как литератора - меня раздражают, как человека с предрассудками - я оскорблен, - но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить

Москва - город ничтожества. На ее заставе написано: оставьте всякое разумение, о вы, входящие сюда.

Я всегда был склонен аристократичествовать.

Молодые писатели вообще не умеют изображать физические движения страстей. Их герои всегда содрогаются, хохочут дико, скрежещут зубами и прочее. Все это смешно, как мелодрама.

Я видел родословную Суворова, писанную им самим; Суворов не презирал своим дворянским происхождением.

Молодость моя прошла шумно и бесплодно… Счастья мне не было.

Я в очень расстроенных обстоятельствах, обременен многочисленной семьей, содержу ее своим трудом и не смею заглядывать в будущее.

Мои дела идут помаленьку.

Я был осыпан благодеяниями государя [Николая I].