Я всю свою жизнь и шёпотом проживу.

Ах, не видели. Так увидите. Вот увидите, что увидите. Она, может быть, даже сейчас прибежит. Она будет, наверное, вам рассказывать, что все в полном восторге от ее живота. Она вечно и всюду об этом ра

- Ах, не видели. Так увидите. Вот увидите, что увидите. <...> Подойдите сюда. Вы заметили?
- Нет.
- То есть как это нет? Если здесь незаметно, мсье Подсекальников, что я очень красивая на ли

... Ради бога, не перебивайте меня, вы сначала подумайте. Вот представьте, что завтра в двенадцать часов вы берете своей рукой револьвер. Ради бога, не перебивайте меня. Хорошо. Предположим, что вы бе

Не поверили. Не поверили. Даже Маша и та не поверила. Хорошо. Пожалеешь, да как еще, Машенька. Где он? Вот. (Вынимает револьвер.) Нужно сразу, не думая, прямо в сердце - и моментальная смерть. (Приста

Олег, я признаюсь тебе: моя мама была цыганкой. Ее тело лишало ума, как гром. С пятнадцати лет я стала вылитой матерью. Помню, в Тифлисе я поехала на извозчике покупать себе туфли, и что же ты думаешь

- Вы все время мешаете планомерным занятиям. Чем со мной пререкаться, Серафима Ильинична, вы молчали бы лучше и слушали музыку. (Дует.) Вообще, я просил бы в минуты творчества относительной тишины. (Ч

А действительно что-то есть у Пожарско­го от меня. И у Минина есть. Но у Минина меньше, чем у По­жарского.

Так, Семен, фокусы в цирке показывать можно, но жить так нельзя.

- Дверь выламывать? Интересное вре­мяпрепровождение для молоденькой дамочки. Ах вы, шкура вы эдакая, извиняюсь за выражение.
- Это как же такое? Помилуйте… Алек­сандр Петрович!
- Вы зачем Ал

- А зачем вы чужого мужчину обха­живаете?
- Вы не так меня поняли, уверяю вас. Я же замужем.
- Понимать здесь особенно нечего - я сама замужем.

Если вы ее бить собираетесь, Марга­рита Ивановна, то я этого вам не советую, потому что вы здесь не прописаны.

- Вы мне очень необходимы, товарищ Калабушкин.
- (за дверью). Как необходим?
- Как мужчина.
- (за дверью). Что вы, что вы, Мария Лукьяновна. Тише.
- Вам, конечно, товарищ Калабушки

Ну знаешь, Семен, я всего от тебя ожидала, но чтобы ты ночью с измученной женщиной о ливерной колбасе разговаривал - этого я от тебя ожидать не могла. Это такая нечуткость, такая нечуткость. Целые дни

Он мне даже в постели симптом показывал.

Потому что я знаю, как ты ее хочешь намазывать. Ты ее со вступительным словом мне хочешь намазывать. Ты сначала всю душу мою на такое дерьмо израсходуешь, а потом уже станешь намазывать.речь о ливерно

- А зачем же вы с вашей мамочкой мне больше, чем всем, накладываете? Это вы незадаром накладываете, это вы с психологией мне накладываете, это вы подчеркнуть перед всеми желаете, что вот, мол, Семен С

- Вы это зачем же, молодой человек, такую порнографию делаете? Там женщина голову или даже еще чего хуже моет, а вы на нее в щель смотрите.
- Я на нее, Серафима Ильинична, с марксистской точки зр

- Про загробную жизнь вы у батюшки спрашивайте. Это их специальность.
- Как прикажете отвечать: по религии или по совести?
- А какая же разница?
- Ко-лос-саль-на-я. Или можно еще по нау

В настоящее время искусство тоже торговля. Ведь у нас, у писателей, музыкантская жизнь. Мы сидим в государстве за отдельным столом и все время играем туш. Туш гостям, туш хозяевам. Я хочу быть Толстым

- Цыц! (Снимает трубку.) Все молчат, когда колосс разговаривает с колоссом. Дайте Кремль. Вы не бойтесь, не бойтесь, давайте, барышня. Ктой-то? Кремль? Говорит Подсекальников. Под-се-каль-ни-ков. Инди

- <...> Товарищи, я хочу есть. Но больше, чем есть, я хочу жить.
- Но позвольте... как жить?
- Как угодно, но жить. Когда курице отрубают голову, она бегает по двору с отрубленной головой, п

Сказать он должен прямо,
Назад лет двадцать пять,
Из кожи лезла дама,
Чтоб платье показать.
Теперь, не зная срама,
Той моде не под стать,
Из платья лезет дама,
Чтоб

Но припомните, как это раньше делалось. Раньше люди имели идею и хотели за нее умирать. В настоящее время люди, которые хотят умирать, не имеют идеи, а люди, которые имеют идею, не хотят умирать. С эт

Смерть сама по себе не имеет значения. Заражает не смерть, а причина смерти, а причину мы можем любую выдумать.

К жизни суд никого присудить не может. К смерти может, а к жизни нет.

- Я считаю, что будет прекрасно, Аристарх Доминикович, если наше правительство протянет руки.
- Я считаю, что будет еще прекраснее, если наше правительство протянет ноги.

- Почему ж вы не пьете, Егор Тимофеевич?
- Очень страшно приучиваться.
- Да чего же здесь страшного? Вы попробуйте.
- Нет, боюсь.
- Да чего ж вы боитесь, Егор Тимофеевич?
- Ка

Дарвин нам доказал на языке сухих цифр, что человек есть клетка.