Диктатуры порождают угнетение, диктатуры порождают рабство, диктатуры порождают жестокость; более отвратительным является тот факт, что они поощряют идиотизм.

Пока мы спим в этом мире, мы бодрствуем в другом

На самом деле я не уверен, что существую. Я — все писатели, которых я читал, все люди, которых я встречал, все женщины, которых я любил; все города, которые я посетил.

La duda es uno de los nombres de la inteligencia.

Я совершил худший из грехов, какой только можно совершить... Я не был счастлив.

Искусство бесконечно, как река, текущая, протекающая, но остающаяся.

Я предпочитал учить своих студентов не английской литературе, а своей любви к определенным авторам или, еще лучше, к определенным страницам или еще лучше к определенным строкам. Влюбляешься в строчку

Иногда, глядя на множество книг, которые есть у меня дома, я чувствую, что умру, не дочитав их до конца, но не могу устоять перед искушением купить новые книги. Всякий раз, когда я захожу в книжный м

Если бы меня попросили назвать главное событие в моей жизни, я бы назвал библиотеку моего отца.

Что умрет со мной, когда я умру, какую жалкую или хрупкую форму потеряет мир?

Поистине прекрасные стихи нужно читать вслух. Хорошее стихотворение не позволяет читать себя вполголоса или про себя. Если мы можем читать его про себя, это не настоящая поэма: поэма требует произнош

Книга — это физический объект в мире физических объектов. Это набор мертвых символов. И тогда появляется нужный читатель, и слова — или, скорее, поэзия, стоящая за словами, ибо сами слова — это всего

Когда я просыпаюсь, я просыпаюсь от чего-то похуже. Это изумление быть самим собой

Я думал, что человек может быть врагом других людей, мгновений других людей, но не страны: не светлячков, слов, садов, потоков воды, закатов.

Я не думаю, что могу действительно верить в конец света; Я с трудом верил в награды и наказания, в рай или в ад. Как я написал в одном из своих сонетов — я, кажется, всегда занимаюсь плагиатом, подра

Паутина времени, нити которой сближаются, раздваиваются, пересекаются или игнорируют друг друга на протяжении столетий, охватывает «каждую» возможность. В большинстве из них нас нет. В одних есть ты,

Я никогда не перечитываю то, что написал. Я слишком боюсь стыдиться того, что я сделал.

Я полагаю, что личность зависит от памяти. И если память моя изглажена, то мне интересно, существую ли я - то есть, тот же ли я человек. Конечно, мне не нужно решать эту проблему. Это зависит от Бога

Словарь основан на гипотезе — явно недоказанной — что языки состоят из эквивалентных синонимов.

Время — тигр, пожирающий меня, но я — этот тигр.

Будущее не имеет другой реальности, кроме настоящей надежды, а прошлое есть не более чем настоящая память.

Я ни в чем не уверен, я ничего не знаю. . . Вы можете себе представить, что я даже не знаю даты своей смерти?

Время — это огонь, который поглощает меня, но я — это огонь.

Писатель, как и любой другой человек, должен верить, что все, что с ним происходит, — инструмент; все дано до конца. В случае с художником это еще сильнее. Все, что происходит, включая унижения, смущ

Дни и ночи проходили над этим отчаянием плоти, но однажды утром он проснулся, посмотрел (теперь уже спокойно) на расплывчатые предметы, лежавшие вокруг него, и необъяснимо ощутил то, что чувствуешь,

Земля, на которой мы живем, — ошибка, неумелая пародия. Зеркала и отцовство отвратительны, потому что они умножают и утверждают его.

Мы (неделимая божественность, действующая в нас) приснились миру. Нам приснилось, что оно стойкое, таинственное, видимое, вездесущее в пространстве и прочное во времени, но мы позволили легким и вечн

Искусство очень загадочно. Интересно, можете ли вы действительно нанести какой-либо ущерб искусству. Я думаю, что когда мы пишем, что-то доходит или должно доходить, несмотря на наши теории. Так что

Человек ставит перед собой задачу изобразить мир. Незадолго до смерти он обнаруживает, что этот терпеливый лабиринт линий — рисунок его собственного лица.