То же самое со всем — вы должны учиться на собственном опыте, оплачивая свой путь. Вы не можете узнать это из книги.

Но я не сделал ни шагу. Я много останавливался, чтобы размяться, но никогда не ходил. Я пришел сюда не гулять. Я пришел бежать. По этой причине — единственной причине — я пролетел весь путь до северн

Нравится вам это или нет, но это общество, в котором мы живем. Даже стандарты правильного и неправильного были разделены, усложнены. Внутри добра есть модное добро и немодное добро, а также зло. Сред

Мой дедушка всегда говорил, что задавать вопрос стыдно на мгновение, а не задать вопрос стыдно на всю жизнь.

Вы знаете, на что это похоже, когда вы пытаетесь заснуть, и это только еще больше пробуждает вас?

Вы должны приложить усилия, чтобы всегда смотреть на хорошую сторону, всегда думать о хорошем. Тогда вам нечего бояться. Если случается что-то плохое, вы больше думаете в этот момент.

Последние мгновения жизни человека очень важны. Вы не можете выбрать, как вам родиться, но вы можете выбрать, как умереть.

Конечно, ты продолжаешь говорить себе, что из всего можно чему-то научиться, и стареть не должно быть так уж тяжело. Это общий дрейф.

Подобно китайскому ящику, мир романа содержал миры поменьше, а внутри них были еще миры поменьше. Вместе эти миры составляли единую вселенную, и вселенная ждала в книге, чтобы ее открыл читатель.

Мне казалось, что в этом мире серьезно не хватает как логики, так и доброты.

Сотни бабочек порхали и исчезали из виду, как недолговечные знаки препинания в потоке сознания без начала и конца.

Она посмотрела на меня таким взглядом — она могла наблюдать из спасательной шлюпки, как корабль пошел ко дну. Или, может быть, все было наоборот.

Знаете, мистер Заводная Птица, девушке не всегда хочется гулять. Иногда ей хочется быть противной — типа, если парень собирается ждать, пусть действительно подождет.

Солнце прорезало лобовое стекло, закрывая меня светом. Я закрыла глаза и почувствовала тепло на своих веках. Солнечный свет преодолел большое расстояние, чтобы достичь этой планеты; бесконечно малой

Где вы сейчас?' Где я был сейчас? Схватив трубку, я поднял руку и повернулся, чтобы посмотреть, что находится за телефонной будкой. Где я был сейчас? Я понятия не имел. Без понятия. Где было это мест

Именно поэтому я пишу эту книгу. Думать. Понимать. Просто так получилось, что я устроен. Мне приходится записывать вещи, чтобы чувствовать, что я полностью их понимаю.

Странная, страшная сила, не похожая ни на что, что я когда-либо испытывал, прорастает в моем сердце, пускает корни, растет. Закрывшись за моей грудной клеткой, мое теплое сердце расширяется и сжимает

Я думаю, что люди, разделяющие мои мечты, могут получить удовольствие от чтения моих романов. И это замечательная вещь. Я сказал, что мифы подобны резервуару историй, и если бы я мог выступать в роли

Мне может быть больно, ты же знаешь. Я могу устать так же, как и любой другой. Мне может быть так плохо, что я тоже хочу плакать.

Только там, где есть разочарование, депрессия и печаль, возникает счастье; без отчаяния потери нет надежды.

Это в основном то же самое во все периоды общества. Если ты принадлежишь к большинству, ты можешь не думать о многих беспокоящих вещах». «И эти тревожные вещи - все, о чем ты / можешь / думать, когда

Что действительно важно здесь, — громко прошептал я себе, — так это не большие вещи, которые придумали другие люди, а маленькие вещи, которые есть у вас самих.

Нехорошо, когда один друг все отдает, а другой все берет: это не настоящая дружба.

Я думаю, что рассказы обладают такой же силой. Некоторые читатели моих романов спрашивают меня: «Почему ты меня понимаешь?». Для меня это огромное удовольствие, потому что это означает, что читатели

Символизм и смысл — две разные вещи. Думаю, она нашла нужные слова, минуя такие процедуры, как смысл и логика. Она уловила слова во сне, словно ловко ухватилась за крылья порхающей бабочки. Художники

Мы можем, если захотим, бесцельно бродить по континенту произвольного. Без корней, как крылатое семя, развеваемое случайным весенним ветерком.

Я никогда не строил никаких планов перед тем, как писать, однако мне это удалось. Мне нравилось писать с волнением: «Что произойдет на следующей странице?»

Ее крик был самым печальным звуком оргазма, который я когда-либо слышал.

Если найдется какой-нибудь парень, достаточно сумасшедший, чтобы напасть на меня, я покажу ему конец света — крупным планом. Я позволю ему увидеть, как придет царство своими глазами. Я собираюсь отпр