В нынешнем образе мира полагают свободу в разнузданности, тогда как настоящая свобода — лишь в одолении себя и воли своей, так, чтобы под конец достигнуть такого нравственного состояния, чтоб всегда,

Начиная ваше трудное дело воспитания детей ваших, спросите сами себя: можете ли вы обвинить за все проступки не их, а именно себя? Если можете — тогда вы успеете в труде вашем!

Критиковать легко, и легко быть великим полководцем, сидя на диване.

Есть три вещи, которых боится большинство людей: доверять, говорить правду и быть собой.

Говорят иногда о звериной жестокости, но это великая несправедливость и оскорбление зверей; зверь никогда не может быть так жесток, как человек, так артистически жесток. Тигр только рвет и грызет, эт

Желающий увидеть живого Бога лицом к лицу должен искать его не в пустой тверди своего ума, а в человеческой любви.

Я иногда думаю, что любовь состоит именно в добровольном даровании любимым объектом права тиранизировать его.

Вы джентльмен, — говорили ему. «Тебе не следовало убивать людей топором; это не занятие для джентльмена.

У каждого человека есть какие-то воспоминания, которые он не стал бы рассказывать всем, а только своим друзьям.

In a morbid condition of the brain, dreams often have a singular actuality, vividness, and extraordinary semblance of reality. At times monstrous images are created, but the setting and the whole pi

Потому что каждый виноват перед всеми. Для всех «маленьких», потому что есть маленькие дети и большие дети. Все люди «крошки». И я пойду за всех, потому что должен быть кто-то, кто пойдет за всех.

Удовольствие отчаяния. Но ведь именно в отчаянии мы находим самое острое наслаждение, особенно когда осознаем безвыходность положения... ...все в таком беспорядке, в котором невозможно разобрать, что

Я думаю, что каждый должен любить жизнь больше всего на свете». «Любите жизнь больше, чем ее смысл?» 'Да, конечно. Любите это независимо от логики, как вы говорите. Да, безусловно, независимо от логи

Но дважды-два-четыре - это все-таки самая невыносимая вещь. Дважды-два-четыре, по моему скромному мнению, не что иное, как наглость. Дважды-два-четыре — это фарсовый, одетый парень, который стоит у в

И в самом деле, ты не такой, как все: тебе не стыдно теперь было признаться в себе дурном и даже смешном. Кто бы признался в таких вещах в наше время? Никто, и люди даже перестали чувствовать потребн

В конце концов, блеф и настоящие эмоции так легко существуют бок о бок.

Вы верите в будущую вечную жизнь? Нет, не в вечном будущем, а в вечной жизни здесь. Есть мгновения, вы достигаете мгновений, и время внезапно останавливается, и оно становится вечным.

Я иду распространять новости, я хочу распространять новости чего? Об истине, ибо я видел ее, видел своими глазами, видел ее во всей красе.

Что самое мерзкое и презренное в деньгах, так это то, что они даже дают талант. И так будет до скончания века.

Но игроки знают, как человек может просидеть почти сутки за картами, не глядя ни направо, ни налево.

Я даже не знаю, что пишу, понятия не имею, ничего не знаю, и не перечитываю, и не исправляю свой стиль, и пишу только для ради того, чтобы писать, только для того, чтобы больше писать тебе... Моя дор

Я смешной человек. Теперь меня называют сумасшедшим. Это было бы явным повышением моего социального положения, если бы они по-прежнему не считали меня таким же смешным, как всегда.

в газетах я читал биографию об американце. Все свое огромное состояние он оставил фабрикам и позитивным наукам, свой скелет — студентам академии, а свою кожу — на барабан, чтобы день и ночь на нем ба

... о мировой истории можно говорить все, что угодно, что только может прийти в голову самому расстроенному воображению. Единственное, чего нельзя сказать, так это того, что это рационально.

я не мог стать ничем; ни хорошо, ни плохо; ни подлец, ни честный человек; ни герой, ни насекомое. И теперь я доживаю свои дни в своем углу, дразня себя горьким и совершенно бесполезным утешением, что

..., дважды два четыре - это не жизнь, господа, а начало смерти.

Тут я должен был уйти, но во мне возникло странное ощущение, какой-то вызов судьбе, желание бросить ей вызов, показать ей язык. Я поставил самую большую ставку — четыре тысячи гульденов — и проиграл.

Давайте сначала сами исполним заповедь Христа и только потом осмелимся ожидать ее от наших детей. Иначе мы не отцы, а враги своим детям, и они не наши дети, а наши враги, и мы сами сделали их своими

Собственный свободный, ничем не стесненный выбор, собственный каприз, как бы он ни был дик, собственная доведенная порой до исступления фантазия, есть то самое «выгоднейшее преимущество», которое мы