Теплые люди думают, что они могут уладить вопросы религии путем компромиссов и остроумных примирений, как если бы они вели третейский суд между Богом и человеком.

Иллюстративная форма сразу сообщает вам посредством интеллекта, о чем эта форма, тогда как неиллюстративная форма сначала воздействует на ощущение, а затем медленно просачивается обратно в факт.

Говорить в вечной гиперболе красиво только в любви.

Благодаря памятникам, именам, словам, пословицам... и тому подобному мы спасаем и кое-что спасаем от потопа времени.

Любая живопись — это случайность. Но это также и не случайность, потому что нужно выбирать, какую часть случайности сохранить.

Вновь людей удерживало от прогресса в науке как бы волшебство, благоговение перед древностью, авторитет людей, считавшихся великими в философии, а затем и всеобщее согласие.

Если вы хотите передать факт, это можно сделать только с помощью формы искажения. Вы должны исказить, чтобы превратить то, что называется внешним видом, в образ.

Законы и институты должны идти рука об руку с прогрессом человеческого разума.

Человек, как служитель и толкователь природы, ограничен в действии и понимании своим наблюдением за порядком природы; ни его понимание, ни его сила не простираются дальше.

Стремление полностью погасить гнев — не что иное, как храбрость стоиков. У нас есть оракулы лучше: «Гневайся, но не греши». «Да не зайдет солнце во гневе вашем».

Тайна заключается в иррациональности, благодаря которой вы создаете видимость — если она не иррациональна, вы создаете иллюстрацию.

Несомненно, это рай на земле, когда разум человека движется в милосердии, отдыхает в провидении и обращается к полюсам истины.

Мы думаем в соответствии с природой. Говорим по правилам. Мы действуем по обычаю.

Что же остается, кроме того, что нам еще плакать, О том, что родились, а родившись, умереть?

Ошибки молодых людей губят дело, а ошибки стариков сводятся к тому, что можно было бы сделать больше или раньше.

Когда путник возвращается домой, пусть он не оставляет за собой страны, по которым путешествовал.

Справедливый страх перед неминуемой опасностью, даже если не будет нанесен удар, является законной причиной войны.

Люди скорее обязаны ... обычно случаю или чему-то еще, чем логике, за изобретение искусств и наук.

Аристотель ... был простым рабом своей логики, тем самым делая ее спорной и почти бесполезной.

Когда Христос пришел в мир, воспевался мир; и когда Он вышел из мира, завещан был мир.

Я должен надеяться, что мои инстинкты поступят правильно, потому что я не могу стереть то, что сделал. И если бы я сначала что-то нарисовал, то мои картины были бы иллюстрациями рисунков.

Я всегда думаю о себе не столько как о художнике, сколько как о посреднике случайностей и случайностей.

Я должен был быть, я не знаю, мошенником, грабителем или проституткой. Но именно тщеславие заставило меня выбрать живопись, тщеславие и случай.

Глаз понимания подобен глазу чувства; ибо, как вы можете видеть великие объекты через маленькие трещины или уровни, так вы можете видеть великие аксиомы природы через маленькие и презренные примеры.

Ученики обязаны своим учителям только временной верой и воздержанием от своих собственных суждений до тех пор, пока они не будут полностью наставлены.

В уме столь слабого человека нет страсти, но она сочетается со страхом смерти и овладевает им. . . Месть побеждает смерть; любовь пренебрегает им; честь стремится к этому; горе летит к нему.

Сцена более созерцает любовь, чем жизнь человека. Ибо что касается сцены, любовь всегда является предметом комедий, а иногда и трагедий; но в жизни она причиняет много вреда, иногда как Сирена, иногд

Единственная действительно интересная вещь — это то, что происходит между двумя людьми в комнате.

А что касается смешанной математики, то я могу только предсказать, что по мере дальнейшего раскрытия природы их видов не может не быть больше.