Если бы народы всегда переезжали из одних обставленных комнат в другие — и всегда в лучшие, — дело могло бы быть проще, но беда в том, что некому готовить новые комнаты. Будущее хуже океана — там нич

Строгий в политических пустяках либерализм научился все более искусно соединять постоянный протест против правительства с постоянным подчинением ему.

Никто не виноват. Это не их вина и не наша. Несчастье родиться, когда весь мир умирает.

Все религии основывают нравственность на послушании, то есть на добровольном рабстве. Вот почему они всегда были пагубнее любой политической организации. Ибо последний пользуется насилием, первый — р

Рабство - первый шаг к цивилизации. Для того чтобы развиваться необходимо, чтобы у одних было намного лучше, а у других намного хуже, тогда те, кому лучше, могут развиваться за счет других.

Все особенно изящное и грандиозное в Италии граничит с безумием и нелепостью или, по крайней мере, напоминает детство.

Не сознавая ее нелепости, мы вносим свои мелкие бытовые правила в хозяйство вселенной, для которого жизнь поколений, народов, целых планет не имеет никакого значения по отношению к общему развитию.

Вы можете обуздать страсти с помощью логики не больше, чем вы можете оправдать их в суде. Страсти — это факты, а не догмы.

Современная западная мысль войдет в историю и войдет в нее, будет иметь свое влияние и свое место, подобно тому как наше тело перейдет в состав травы, овцы, котлеты и человека.

Нет ничего на свете упрямее трупа: его можно ударить, можно разбить на куски, но нельзя убедить.

Если бы народы всегда переезжали из одних обставленных комнат в другие, и всегда в лучшие, то дело могло бы быть проще, но беда в том, что некому готовить новые комнаты. Будущее хуже океана - там нич

Этот социализм будет развиваться во всех своих фазах, пока не дойдет до своих крайностей и нелепостей. Тогда снова вырвется крик отрицания из титанической груди революционного меньшинства и снова нач

Сострадательная любовь может быть сильной. Рыдает, горит, потом вытирает слезы — и ничего не делает.

Каждый человек, проживший пятьдесят лет, похоронил целый мир или даже два; он привык к ее исчезновению и привык к новым декорациям другого акта: но вдруг имена и лица давно умершего времени появляютс

История ежеминутно стучится в тысячу ворот, и привратником является случай. Мы кричим в туман, чтобы нам открыли те или иные, но через каждые ворота проходит тысяча других. Нам нужны остроумие и муже

Строить город там, где невозможно построить город, — само по себе безумие, но строить там один из самых изящных и величественных городов — безумие гения.

Свобода личности есть величайшая вещь, на ней и только на ней может развиться истинная воля народа.

Ложные боги должны быть отвергнуты, но это еще не все: причины их существования нужно искать под их масками.

Мы думаем, что цель ребенка — расти, потому что он действительно растет. Но его цель — играть, развлекаться, быть ребенком. Если мы просто посмотрим на конец процесса, цель жизни — смерть.

Смерть современных форм общественного строя должна скорее радовать, чем тревожить душу. Но страшно то, что уходящий мир оставляет после себя не наследника, а беременную вдову. Между смертью одного и

Никогда католицизм, никогда идеи рыцарства не производили на людей такого глубокого, такого разнообразного впечатления, как буржуазные идеи.

Можно ли было бы более величественно замереть на одном месте, изображая триумфальное шествие вперед, чем это делают две английские палаты парламента?

Крепкий напиток одурманивает человека и дает ему возможность забыться; это придает ему искусственное веселье, искусственное возбуждение; и удовольствие от этого состояния увеличивается из-за низкого

Поколение, прошедшее через лавку, впитало стандарты и амбиции, не принадлежащие к простору, и не может от них избавиться. Все у них делается как бы на продажу, и они, естественно, имеют в виду максим

[T] уходящий мир оставляет после себя ... не наследника, а беременную вдову.

Законы о подавлении, как правило, усиливают то, что они запрещают. Это тонкий момент, на котором все юридические профессии в истории основывали свои гарантии занятости.

Мы едва могли поверить, что после стольких испытаний, после всех испытаний современного скептицизма в наших душах оставалось еще так много того, что нужно было уничтожить.

Наука еще больше, чем Евангелие, учит нас смирению. Она ни на что не может смотреть свысока, она не знает, что такое превосходство, она ничем не пренебрегает, никогда не лжет ради позы и ничего не ут

Я ни во что здесь не верю, кроме горстки людей, нескольких идей и того, что нельзя остановить движение.