Парю по жизни с гирями на ногах

— У ВАС грядет юбилей. Солидная, в общем-то, дата.

— Это меня страшно поразило. Не столько возраст, которого я никогда не чувствовал и не замечал. Меня поразило, что вдруг вызвали и сказали, что с 1 августа я пенсионер. Что угодно мог предположить, только не это. Кто пенсионер? Я пенсионер? С ума сошли! Я еще из комсомола не вышел.

— Вы — в замечательной форме. И творческой, и физической — снимаетесь в нескольких фильмах, играете в театре. Не поделитесь секретом?

— Да бросьте вы! Я уже давно не в форме, я в штатском. И никакого нет секрета. Работаю, как все, вот и весь секрет.

— Выглядите этаким счастливчиком — всенародное обожание, любовь власти, хорошая семья…

— Не надо путать. Насчет любви и всенародного обожания — это ошибка. Любовь — это Леонов, Евстигнеев, Любовь Орлова. А я — это во многом эффект телевидения. Мелькаю тут раз в неделю 15 лет. Это скорее привычка. Хорошо еще, что не опостылел до чертиков.

«Я — не актер. Я — самодеятельность»

— У ВАС есть своя формула счастья?

Лучшие дня

Альберт Эйнштейн: Гений, бунтарь и гражданин мира Посетило:307895

Мастер эксцентрики и гротеска Посетило:31659

Майк Науменко: блюзовый поэт Ленинграда, не принявший эпоху перемен Посетило:7383

— Есть. Надо жить. Просто жить. Не догонять и не убегать, не завидовать и не суетиться. И радоваться, что у тебя две ноги и две руки и башка, которая еще что-то варит. И что ты родился на свет, чего вообще могло не быть, и что дожил до своих лет и не помер раньше срока. Жить надо. Спокойно и по возможности весело.

— А жалеете о многом?

— Я жалею, что несколько раз пролетал мимо случая, который мне выпадал.

— В судьбу верите?

— Очень даже верю, что все зависит от человека. Если ему на роду написано быть счастливым — так оно и будет.

— Вы — народный артист России. Заслуженно, спору нет. Но для народа вы в первую очередь — шоумен. В системе ценностей что для вас важнее — кино, театр, ТВ?

— Театр. Конечно, театр. Это фундамент, это основа, это все! Можно смонтировать фильм, можно что-то вырезать в передаче, при современной технике все можно. Единственно, чего нельзя, — это обмануть зрителя в театре. Никак. Не получится — хоть убейся. Он, этот зритель, наверное, и не сможет теоретически обосновать, что именно худо, но он интуитивно почувствует фальшь и уйдет после первого акта.

И все. И потом бессонная ночь до утра, и гора окурков в пепельнице, и пустая бутылка. И уже ничего исправить нельзя. Кошмар.

— А нет считающегося традиционным для актера желания сыграть, скажем, короля Лира?

— Во-первых, я не актер. Этому учиться надо. Я — самодеятельность. Так сложилось. И ни о каком Лире не мечтаю. Я мечтаю сыграть грустного шута, которого забыли в заброшенном замке с таким же грустным псом. И он от этого счастлив.

— В свое время вы совершили почти подвиг — пришли на смену мегапопулярному Владу Листьеву. И достойно продолжили его дело. Спустя много лет у вас не появилось желания уйти из «Поля чудес»? Наверняка уже и чувство усталости, а то и скуки появилось…

— Это он совершил подвиг, а не я. Что же касается самой передачи, много раз говорил: это работа. Такая вот у меня работа. И она обязана мне нравиться несмотря ни на что! Надоест — уйду, и все.

— Что в нашей жизни вас веселит?

— Все!

— А огорчает?

— Предательство.

«Наш народ мудр, а потому терпелив»

— ВЫ по этическим причинам отказались вести программу «Розыгрыш». Складывается впечатление, что понятия этики в обществе сегодня почти не существует. Есть вседозволенность, зачастую граничащая с хамством. Как вернуть понятия добра, справедливости? Или это уже невозможно?

— «Ничто не исчезает никуда и не пропадает бесследно…» Этому учат в школе. Народ в отличие от отдельных его представителей мудр и потому терпелив. Все пройдет, все схлынет, и народ опять будет пахать, сеять, строить, писать стихи и слагать песни. Пока опять кто-нибудь что-нибудь не начнет реформировать. Тогда он опять замкнется в себе и будет хмуро ждать, когда это кончится. А потом опять будет пахать, сеять, строить, писать стихи и слагать песни.

— Сегодня все зарабатывают деньги. И это нормально: достойной жизни хочется всем. А как вовремя остановиться и не перейти ту черту, за которой начинается разменивание себя и своего таланта ради лишнего доллара?

— Если бы я знал ответ на этот вопрос, меня бы выбрали Папой Римским.

— Вы научились бороться с соблазнами?

— Нет, я с ними дружу.

— Что помогает парить по жизни? Фамилия? Усы? Характер?

— Это лихо! Насчет парить по жизни. Я, знаете ли, парю по жизни с пудовыми гирями на ногах. Я работаю, как вол, сплю по четыре-пять часов уже много лет. Сам уже с удивлением слежу за перемещениями своего тела в пространстве. Я живу, как все, о ком так красиво говорят — «он парит по жизни». То есть через какое-то время я, видимо, и воспарю по старости, но хотелось бы, чтоб попозже.

— К званию народного артиста можно, наверное, добавить и звание заслуженного летчика. Не хватает экстрима?

— Бросьте вы это. В авиации экстрима нет! Есть нормальная мужская работа. И я всю жизнь, до последнего буду преклоняться перед людьми, которые эту работу делают. Между прочим, Марк Галлай в своей книге «Испытано в небе» привел великую фразу, сказанную одним летчиком-испытателем начинающему пилоту: «Если ты идешь на работу, как на подвиг, значит, ты к полету не готов!» А все остальное — беда, которая лежит не внутри авиации, а вокруг.

— Вы вообще бесстрашный человек?

— Я нормальный человек. И боюсь всего того, чего боится нормальный человек. Ничего не боится только полный идиот. Иное дело преодоление. Мужественные люди, а я их видел и не раз, умеют страх этот преодолеть. Наверное, это либо от Бога, либо вырабатывается с годами. Я не очень умею.

— Слышал, что к своим достижениям вы относите три вещи — реанимацию смокинга, популяризацию бильярда и «поднятие на крыло малой авиации». А если говорить серьезно, подводя промежуточный итог, что вызывает гордость?

— Сын. Дочь.

«Шутить в чужой компании неловко»

— НАВЕРНЯКА многие просят рассказать вас какую-нибудь смешную байку, анекдот. Не устали от подобного отношения?

— От этого устать нельзя. Как нельзя устать от того, что все время дышишь или смотришь. Это такое состояние. Оно либо есть, либо его нет. Другое дело, что шутка рождается сама по себе чаще всего в компании близких тебе людей, которые знают тебя как облупленного. И ты их знаешь. И тогда в общении рождается даже не юмор, рождается ирония. Доброе такое подтрунивание друг над другом и обязательно над собой. Это такое многолетнее устоявшееся существование. Чужой не поймет, свой не осудит. Худо, что своих с годами все меньше и меньше.

А шутить в чужой компании как-то неловко. Вроде как отрабатываешь за стол, за внимание. Натужно как-то. Свои принимают тебя таким, какой ты есть. Иной раз накатит — и все кругом помирают от хохота. А иной раз сидишь весь вечер и молчишь как бирюк. Но это не имеет никакого значения. И потом, иной раз даже как-то странно — приходишь в компанию, все сидят и ждут: ну когда же он шутить начнет? Странно это. Никто же не ждет от хирурга, что он вдруг после салата начнет кому-нибудь вырезать аппендицит. И плотник тоже не обязан посреди застолья начать отпиливать ножки у шкафа или сучить стамеской по полировке. Почему бы, кстати, ради веселья всем вместе не попросить гинеколога что-нибудь эдакое продемонстрировать… Никому в голову не придет. А тут на тебе — раз пришел, давай шути. Грустно.

— Вас вообще маска клоуна не тяготит?

— Во-первых, уже привык. А во-вторых, до хорошего клоуна мне еще тянуть и тянуть. Клоун — это великая профессия. Дядя Юра Никулин, если хотите — Чаплин. Это вершины, на которые смотришь задрав голову. Можно рассмешить взрослого, но заставить смеяться ребенка может только очень добрый и мудрый человек.

Лучшие недели

Рекордсменом по завоеванным титулам Посетило:19553

«Я не актер — я живу»: Отчаянная жизнь и роли Ивана Бортника Посетило:21304

Мастер эксцентрики и гротеска Посетило:31659