ОН, ГЕНИАЛЬНЫЙ

- Саша, Андрон Михалков-Кончаловский очень красочно живописал сцену вашего с ним знакомства. Так ли все было в действительности?

- Конечно, не так. К фильму «Романс о влюбленных» должен был писать музыку Мурад Кожлаев (если можно, проверьте написание - Полина). Хороший композитор, всегда руководствовался современными принципами, – короче говоря, видимо, Андрону подходил. Вдруг Кожлаев с картины «слетает»: грядет премьера его балета. И Кончаловский, не очень понимая, чего он хочет, начал искать каких-то исполнителей, молодых певцов – что-то в этом роде. Аркаша Петров, посоветовал Андрону обратить внимание на меня.

- Кем ты в то время был?

- Рок-певцом. Играть в группе начал с 1963 года, в 1966 создал собственный коллектив, а события, о которых рассказываю, происходили типа зимой 1972. У меня уже была куча поклонников, свой рок-н-ролльный мир, в котором совершенно не было места никаким Кончаловским, никакой коммунистической тусовке - с наградами, премиями, лауреатскими званиями, деньгами, поездками, дачами. Мы же жили в мире подвалов, своих собственных тесных квартир, своих девочек, которые были гораздо красивее, моложе и отвязаннее лауреатских дам. Атмосфера царила очень свободная, мы жили своей жизнью, и на нас внимания практически никто не обращал.

- Вас не притесняли?

- Все разговоры о том, что кто-то душил рок-н-ролл, - законченное вранье «мэйд ин Ленинград». Питерские рокеры отличались от нас тем, что перед выходом на сцену жрали водку. Мы же даже не курили на сцене. Почти все московские исполнители имели какое-то музыкальное образование, пусть примитивное, но – имели, а питерцы больше давили на социальные клавиши. Не на протест, а именно на социальный аспект. У нас-то протеста был вагон: уже одним своим видом и умением работать показывали, что всех видали в гробу... Нет, нас никто не «глушил». Другое дело, что и не помогали, а в Советском Союзе, как ты сама помнишь, нормальным считалось дарованиям помогать. Но мы занимали настолько несоветскую нишу, что на нас просто плюнули.

- Итак, вы жили в своем мире...

- ... в котором даже выходили пластинки. К моменту нашей встречи с Андроном уже вышел диск Тухманова, где я пел «Жил-был я» и «Джаконду», мы несколько раз даже выезжали на гастроли; сложилась своя аудитория, которая за нами бегала с концерта на концерт. Пафос был большой – не социальный, но внутренний. Идея «а пошли вы все!..» у меня утвердилась именно тогда – и осталась на всю жизнь.

Лучшие дня

Александр Василевский. Биография Посетило:14994

Самое большое количество одновременно удерживаемых рекордов Посетило:9588

'Стиль Тонета' Посетило:8666

- Фон понятен. Вернись к встрече с Андроном.

- Ну вот, они с Аркашей Петровым заявляются в студию. В это самое время происходит довольно сложный процесс: я накладываю сам на себя вокал. То есть, сначала записываю партию барабанов, потом - бас-гитары, ритм-гитары, соло-гитары, фортепьяно, скрипку, арфу, колокольчики... Тогда не было многоканальных магнитофонов, а были всего лишь четырехканальные. Сначала записываешь одну фонограмму, затем сводишь ее на два канала, снова накладываешь звук, сводишь на другие два канала. Тяжелая запись, где нам со звукорежиссером нужно было быть очень внимательными: облажаешься на каком-то этапе – ничего не получится. А время записи цикает, деньги капают, а надо еще и петь эмоционально, чтобы продукция получилась хоть какое-то отношение к искусству имеющей... И вдруг в момент, когда я пою, Андрон внаглую вваливается в студию. Пользуясь тем, что трахает кинозвезд и за руку здоровается с председателем Госкино, он думает, что и к нам может беспардонно вломиться. Дверь скрипнула, раздался звук шагов - все влезло в микрофон, дубль был полностью испорчен. Ну, я им с Петровым и сказал несколько слов в жесткой форме, в которой умею это делать, - обычно после такого люди общаются со мной на расстоянии метров пятидесяти.

- Знал хоть, кого именно послал?

- А мне – по хрену. Аркаша Петров обалдел, хоть и сам сообразил, что так нельзя врываться. Но командует Андрон: он главный, на фестивали ездит. Это сейчас я – лауреат Госпремии, народный артист, понимаешь? Хожу туда, куда, может быть, Кончаловского не зовут, знаюсь с теми людьми, которые с ним и разговаривать не станут. А тогда было так: у вас свой мир, у нас – свой, валите, ребята, отсюда. Но они беспардонно вторгаются в наш мир...

- Что было дальше?

- Испугавшись (у меня достаточная физическая подготовка, чтобы меня испугаться), Андрон закрыл дверь. Я продолжил работу. А Петров мне потом рассказал, как Кончаловский стоял в аппаратной и восхищенно смотрел на то, чем я занимаюсь. Может быть, у него природа такая. Как бы актерская природа, на самом деле, - бабья, конечно: сначала Андрону понравилось, что его послали, потом ему понравилось то, что я делаю. Он сказал Аркаше: «Вот его я и стану снимать. В главной роли будет играть и песни петь. Какие у него выразительные голубые глаза!» Петров отвечает: «У него глаза зеленые» – «Неважно!» Потом я в профиль повернулся, Андрон расстроился: «Нет, этот длинный нос мне не утвердят». Идея снимать меня отпала, хотя, это было бы действительно классно.

- Погоди, ты же мелькнул в кадре?

- Действительно мелькнул – прошел боком. «Ноги крупно»... Потом Андрон предложил мне написать песни к картине. Я ему вывалил восемь-десять имевшихся набросков, ему все они понравились.

- Сначала возникла музыка, а потом стихи?

- Одна только «Песня о птицах» была написана на уже готовые стихи Николая Глазкова. Весь остальной текст присобачили к моей музыке.

- Если не ошибаюсь, стихи к «Колыбельной» сочинила Наталия Кончаловская?

- Не ошибаешься. Знаешь, меня не столько впечатлило знакомство с Андроном и Никитой Михалковыми, сколько знакомство с их матерью. Мы много лет дружили с Наталией Петровной, я часто приезжал к ней в гости. Кончаловская даже предприняла попытку сделать либретто к моему балету «Маугли», но из этой затеи ничего не вышло. Наталия Петровна предполагала, что балет будет детским, а он у меня получился совершенно не детским произведением, – в общем, мы решили либретто отставить. Но раньше, когда я только начал писать музыку, вдруг звонит Кончаловская: «Знаешь, что я подумала? Давай-ка мужа попрошу, чтобы он подписал либретто вместо меня». Заметь, она внесла предложение после того, как несколько месяцев проработала. Я оторопел: «Наталия Петровна, я чего-то не пойму - зачем это нужно делать?» - «Кто я? Заслуженный деятель чего-то, а вот если Сережа подпишет, - балет обязательно кто-нибудь да поставит». Я отвечаю: «Этого не будет никогда». – «Ну ладно, забыли». Она была женщина очень жесткая и такой поступок несомненно продумала. Ей хотелось, чтобы мой балет поставили.

- Хорошо к тебе относилась?

- Очень меня любила - много раз говорила об этом. Я ведь несколько лет был женат на Насте Вертинской, а ее сын Степан – от Никиты. И получилось, что я Степана какое-то время воспитывал. Так что, мы с Наталией Петровной общались еще и через ее внука.

- Вернемся к «Романсу о влюбленных»?

- Началась работа, я завелся. Получить двухсерийный фильм было просто невероятно: все композиторы за такое дрались. Меня утверждать не хотели даже как автора песен: какой-то мальчик, студент третьего курса вокального отделения Гнесинского института, не член союза композиторов – и двухсерийный фильм?

- Дело в деньгах?

- Бабки-то ладно, но пафос каков! Картина наша, между прочим, была выдвинута на Государственную премию... За всю историю советской музыки я оказался самым молодым, кто получил двухсерийный фильм. Следующим после меня оказался Минков - он совершил подобный подвиг в двадцать девять.

- Как же тебя в итоге утвердили?

- Длинная история. Андрон уже привык к нашей совместной работе, пошел поскандалил, и заключили со мной договор: 6 песен – 600 рублей. Я тогда грузчиком подрабатывал и 600 рублей мог заработать месяцев за восемь. Более того, еще столько же пообещали, вместе 1200 – чума! На танцах 15 рэ за вечер крика получаю, а тут... Прихожу домой радостный, звонит Саша Костин – близкий друг, который в то время работал на Мосфильме музыкальным редактором. Звонит хорошо поддатый: «Саш, не могу не сказать: тебя хотят наколоть. Приходи». Беру бутылку, еду. Выпиваем и я слышу: «Понимаешь, какая штука. У тебя шесть песен – все классные. Возьмут они их, наймут какого-нибудь еврея, он твои песни обработает, сделает два-три симфонических эпизода и получит четыре штуки».

- Почему возьмут именно еврея?

- Так Костин сказал. Может быть, считал, что русские не умеют писать аранжировки. Звоню я Андрону: «Это правда?» Отвечает: «Саша, ты можешь написать шесть песен – я их пробью. Но ты не можешь сочинять всю музыку к картине: меня союз композиторов за это просто съест. Поэтому автором будет кто-то другой». Я говорю: «Так. Или я буду автором всей музыки, или свои песни забираю, а ты вали – со своим фильмом, со своей тусовкой, со своим союзом композиторов - к такой-то матери». Положил трубку, продолжаем с Костиным выпивать, посылаем кино вообще и Андрона в частности. Проходит три дня, в течение которых Андрон пытается звонить, но я с ним не разговариваю. Я тогда действительно не умел сочинять для симфонического оркестра: курица – не птица, вокалист – не музыкант. Но четко представлял: если передо мной поставят задачу, я ее выполню. А ведь задачи-то не поставили, да еще и обвести вокруг пальца пытались!.. В итоге я всю музыку написал. С большим трудом. Мне помогали, я что-то принимал, что-то отвергал; кто-то мне какую-то аранжировку приносил, потом я ее попробовал записать, потом сам научился это делать – работал целый год. Но три дня, в течение которых я не отвечал на звонки Андрона, он провел в дикой истерике: почувствовал, что у нас с ним может получиться нечто стоящее.

- Кончаловский - человек со вкусом?

- Конечно, ё-моё. Он – блестящий кинорежиссер. Понятно, говорю о советском кинематографе, но на нашем уровне – высокий класс, чего говорить. Андрон есть Андрон, Я к нему с уважением отношусь, несмотря ни на что. Как и к Никите. Могу к ним обоим иметь человеческие претензии, но воспринимаю практически однозначно: эти люди – цвет российской культуры. Той, которой она сейчас является.

- «Какое время на дворе – таков мессия»?

- И так можно сказать. Мессия у нас разный... В общем, Андрон поорал, постучал – и добился заключения со мной договора. После выхода картины на экраны его немного ревность заела: те, кто хвалил фильм, и те, кто ее ругал, в одном сходились: музыка хорошая.

- Хорошая. Не только музыка, но и – стихи к песням. К ним ведь и Окуджава имел отношение?

- Частично стихи Булата были написаны до картины. Практически те же самые, что вошли в фильм, только я дописал какие-то свои строчки, а какие-то убрал. И главное, как я думаю, из-за чего Булат на меня совершенно справедливо обиделся, - строчки мы изменили, дописали вместо него и назвали все это на пластинке: «автор стихов – Б. Окуджава». В результате мы с ним не разговаривали почти двадцать лет.

- Помирились?

- Помирились. На некоем юбилее оказались за одним столом, друг против друга. А слева от меня сидел известный политик. Он ел курицу – и делал это очень некрасиво: никак не мог с ней справиться, весь вымазался, наклонился над тарелкой. Я на него посмотрел с сожалением – больно он жалко выглядел в тот момент. Вдруг вижу - Булат смотрит таким же точно взглядом. Мы переглянулись, понимая, что подумали об одном и том же: «Кто нами правит?» А потом тот политик отошел, и Булат говорит: «А чего ты ко мне на дачу не приезжаешь? Приезжай». Я пообещал, но так и не собрался. Не успел...

- Саша, говорят, ты – не самый приятный в общении человек. Сама я этого не заметила. Выходит, для кого-то ты мил, для кого-то – нет?

- Представь себе. Я – Скорпион. Сам никогда не совершаю прямых активных действий, только отвечаю. Чем, как мне кажется, человек менее достойно ведет себя по отношению ко мне, - тем ответ мой сильнее. Это многим не нравится, потом создаются легенды. Люди начинают бояться, скажем, приглашать меня на телевидение в прямой эфир.

- Ты, кстати, редко мелькаешь на телевидении.

- Ты тоже заметила? Немножко хвастану: мое музыкальное значение, все-таки, подразумевает, что меня должны показывать. Типа подразумевает, но этого не происходит, как не происходило и двадцать пять лет назад.

- Боятся тебя?

- Не раскручивают – назовем это так. Чего бояться-то? Вообще я знаю, чего. Мне как-то Лева Лещенко сказал: «Если бы тебя показывали хотя бы так, как меня, - нам бы всем надо было бы идти домой». Левка погорячился: он хороший исполнитель. Но посыл – почему меня не показывают – думаю, ясен. Я и без телевидения собирал десяти-двадцатитысячные залы. А когда сегодня люди с бешеной раскруткой не могут собрать один дворец спорта – о чем говорить? А меня нет на телевидении, зато у меня более тридцати пяти лет держится публика. Может, все к лучшему: зачем людям мозолить глаза с утра до вечера? Вообще Россия – странная в этом смысле страна. Неизвестно, что создает героев: постоянный показ по телевидению или слухи о том, что тебя зажимают. На самом деле, меня, все-таки, показывают.

- Но не так часто, как Киркорова.

- Думаю, Киркорова из меня не получится никогда. Ничего не имею против Фили: он – молодой человек, дай Бог ему здоровья, но я в этой музыке не понимаю.

- Что сегодня поёшь?

- Разное: классику, западные вещи, русские.

- Извозчик как-то Шаляпину сказал: «Петь-то мы барин все поём. Чем ты в жизни занят?»

- Я – строитель. Вокал, скорее, - хобби: пою раза два в месяц, а строю каждый день. Свой загородный дом и театр.

- Собственными ручонками?

- Конечно, нет. Могу вбить гвоздь, проводку починить, лампу – то, что средний мужик должен делать. А по серьезному сам не строю. Но проект мой, решения все мои, надзор за строительством сам осуществляю. Именно поэтому задешево построил дом, который стоит очень дорого. Если бы нанял фирму, никогда не смог бы оплатить эту стройку: меня бы просто разорили.

- Говоришь, умеешь делать то, что должен уметь средний мужик. А себя самого каким мужиком считаешь?

- Нормальным. Совершаю мужские поступки – женских не совершаю.

- Чем женские поступки отличаются от мужских?

- Разбросанности у женщин больше, меньше целеустремленности. Женщины - часть природы, и существуют как она: сегодня – ветер, завтра – солнце, послезавтра – ураган. Это нужно понимать, принимать и радоваться тому, что женщины устроены так, а не по-другому. Иначе мы их не любили бы.

- А любите?

- Конечно.

- В таком случае, какая у тебя жена?

- Чудесная - думаю, я даже такую не заслужил. Мы вместе двадцать один год. Увидела бы ты ее – обалдела бы: больше двадцати семи-двадцати восьми ни за что не дашь. Когда она выходит с нашими детьми – двадцатилетним парнем в сто девяносто сантиметров и пятнадцатилетней девицей в метр семьдесят пять – народ в обморок падает. Однажды лежит жена на пляже – а у нее крутое бедро и очень тонкая талия. Идет сын с приятелями, и ребята ему говорят: «Слушай, чувиха какая лежит клевая!» А парень мой девок любит: «Где?» Показывают. «Какая чувиха? Это моя мама. Мам, а мам!» Жена шипит: «Чего ты «мамкаешь»? Чего ты «мамкаешь»?» У меня иногда спрашивают: «Это ваша старшая дочь?»

- Из «настоящих» детей дочку больше любишь?

- Обоих очень люблю. Девочка просто более балованная.

- Музыкально дети образованы?

- Сын – да, у дочери способности хорошие, но усидчивости не хватило. Я не стал ее мучить.

- То есть, папа ты нестрогий?

- Ору, конечно, но в результате они чего хотят, то и делают. Являются свободными людьми. Я почти ничего им не запрещаю, просто могу предупредить о том, что здесь можно шишки себе набить. В общем, результат мне нравится: у меня нормальные ребята.

- Как они относятся к твоей популярности?

- Как к завтраку, обеду и ужину: «У нас где-то папа работает гением, но это не имеет никакого решающего значения». Знают, что за слова «я – сын (дочь) Градского», они получили бы по рылу.

- Вот мы и пришли к тому, с чего начали. Кончаловский рассказывал, как пришел к тебе в студию и спросил, сможешь ли написать песни к его фильму. И ответил ты, будто бы, так: «Конечно, могу: я – гениальный».

- Я действительно так ему ответил.

-«Я гениальный», - так и назовем наше интервью?

- Ты что?! Нельзя к этим словам относиться слишком серьезно. С другой стороны, если не буду работать на таком уровне, на котором работаю, мне неинтересно: зачем напрягаться, если не считаешь себя суперодаренным? Зачем мне пахать, если сам себе не говорю, что я гениален? Определенную материальную базу уже давно себе создал, больше двух-трех пар штанов одновременно мне не нужно. У меня рубашки все из одного магазина, а штаны – из другого.

- Конкретнее.

- Штаны - «версачевские», рубашки – «левиштраусовские». Свитера - «гуччивские», но все черного цвета и вообще одинаковые. Была старая байка про какого-то супермультимиллионера, который все время ходил в одном и том же костюме. Несколько старомодный костюм, но из прекрасной ткани, всегда чистый, отглаженный, много лет – один и тот же. В какой-то момент журналисты допекли его этим, он открыл шкаф – а там пятьдесят шесть штук абсолютно одинаковых костюмов. Миллионер объяснил: «Я люблю этот костюм. Купил в один присест много экземпляров и каждый день меняю».

Лучшие недели

Александр Ягубкин. Биография Посетило:16865

Юрий Власов. Биография Посетило:276698

«Крестный отец» хеви-метала Посетило:9423