Женское лицо войны

Сегодня ее нет с нами, но остались замечательные книги: «Чижик – птичка с характером», удостоенная премии Союза писателей России, «Ратное счастье», «Как я боялась генералов» и другие произведения, которые она успела написать за свою неожиданно оборвавшуюся от прежних ранений жизнь.

Дочь дивизии

Я познакомилась с Валентиной Чудаковой в середине восьмидесятых годов. Тогда меня попросили написать очерк о Чудаковой в английскую редакцию журнала «Советская женщина». Англичан и американцев интересовало, воевали ли наши женщины. Мы встретились. Валентина Васильевна оказалась скромной, много смеялась, хотя смех ее обычно кончался надрывным кашлем: пробитое легкое давало о себе знать. Чудакова была ранена пять раз, но до конца дней она осталась веселой, остроумной и жизнерадостной. После первой встречи мы подружились. Некоторые из наших бесед я записала.

– Валентина, как война вошла в вашу жизнь?

– Мне было 15 лет, я только окончила восемь классов в маленьком городке Дно. Родителей репрессировали, жила с бабушкой. Многие мальчишки, мои одноклассники, пошли в военкомат: просили, умоляли, но их на фронт не брали. А мне повезло. После долгих перипетий меня официально «удочерила» 183-я стрелковая дивизия. Я сказала, что сирота и боюсь оставаться одной. Успела забежать к бабушке. Она зарыдала в голос, но я поцеловала ее и заверила, что обязательно вернусь. Война будет недолгой.

Сначала я была санитаркой. Там, на фронте, пришла ко мне первая любовь – это был командир взвода пулеметчиков Миша Федоренко. Сколько лет прошло, а душа по нему все болит. Нас считали женихом и невестой. Комсорг Дима даже угрожал: «Замуж собралась? Ну и не видать тебе комсомольского билета. Что-нибудь одно: или любовь, или комсомол».

Миша учил меня стрелять из пулемета. Мы верили в свое счастье, в свадьбу, которую сыграем сразу после войны. Но разве можно на фронте что-то загадывать… Помню нашу последнюю встречу. Он пришел на рассвете к нам на КП, вызвал меня. Был выбрит, в каске, с автоматом и двумя гранатами за поясом. Сказал, улыбаясь: «Малышка! Мы опять в бой. Все три батальона нашего полка свели в один, и я теперь командую сводным». «Береги себя», – ответила я. «А как же! Я очень осторожен. Ведь у меня есть ты…» Я поцеловала его на прощание, не зная, что провожаю в последний путь.

Ночью начался бой. Я перевязывала тяжелораненых. И под вспышками осветительных ракет увидела, как с противоположного берега осторожно спускаются с носилками четыре бойца. Еще издали по темно-русой пряди волос я узнала лежащего на носилках. Это был Михаил. Носилки внесли в дом на окраине деревни. Поставив их на пол, бойцы ушли, и мы остались вдвоем на нашем последнем свидании… Он был без сознания, в лице – ни кровинки. Прибежал санитар Кузя, сделал какой-то укол. Я спросила осипшим голосом: «Куда ранен?» «Разрывной в бок». «Кузя, надо что-то делать. Беги, звони командиру дивизии. Надо вызвать самолет!» Кузя махнул рукой и, обняв меня, заплакал. Мы стояли на коленях по обе стороны носилок и молча плакали. Через несколько минут Миша, мой самый любимый человек, скончался…

Первое ранение

– А потом была новая атака, в которой меня ранили. В госпитале врач показал осколок, который извлекли из легкого: «Чуть правее, и не было бы тебя».

Лучшие дня

Георгий Ярцев. Биография Посетило:11258

Михаил Трухин. Биография Посетило:8672

Веселый герой с печальным взглядом Посетило:6680

После госпиталя меня направили в запасной полк. Там я назвалась станковым пулеметчиком – после гибели Михаила твердо решила стать пулеметчицей и стрелять за него по врагу. Командир учебной роты постучал пальцем по моей госпитальной справке: «Тут черным по белому написано, что ты медицина, а ты врешь и не краснеешь».

«Это ошибка, – говорю, – я пулеметчик и ранена возле пулемета».

«И куда ты лезешь! Ведь «Максим» весит в два раза больше тебя!»

«Забудьте, что я девушка, – взмолилась я, – считайте меня парнем».

Он задал мне несколько вопросов по материальной части пулемета и, получив более или менее удовлетворительные ответы, зачислил на курсы пулеметчиков. По их окончании я и стала командиром пулеметного взвода.

– Как вас встретили подчиненные?

– Ух, вначале неприязненно. Привел меня старший лейтенант к 60-летнему сержанту, бывшему участнику гражданской войны пулеметчику Бахвалову: «Ну что, чапаевец, вот тебе новый командир взвода». У того отвалилась нижняя челюсть. Остальные подчиненные повернулись ко мне спинами. Подавив смущение и робость, я открыла короб пулемета, провела кусочком марли по раме и сказала Бахвалову: «Товарищ сержант, пулемет грязный!» «Нет, чистый! – тут же возразил «дед». – Это не грязь, а… обыкновенная вещь при каждой стрельбе». Но пулемет после проверки оказался к тому же неисправным, и Бахвалов был посрамлен. У нас с ним потом часто случались перепалки, но потом и он смирился, что «дети воюют» (его любимое выражение).

А меня берегли. Во время обстрелов следили, чтобы я не высовывалась из окопа.

Сижу на мине…

– Что было самым страшным на войне?

– Многое страшно. И слепая разрушительная сила артиллерии, и мучительная смерть товарища на твоих глазах. Но, пожалуй, самой страшной для меня оказалась разлука с фронтовыми друзьями. Мне кажется, я осиротела не в детстве, а именно тогда, когда после ранения не смогла вернуться в родную 183-ю стрелковую дивизию.

– Какой день войны запомнился больше всего?

– Запомнился мне больше всего день, когда я села на мину. Было это в Польше. Шли мы по фронтовой дороге. Справа и слева по сторонам – фанерные щиты: «С дороги не сходить: мины! Майор Иванов». А у меня ноги промокли, и задумала я переобуться. Вытащила из полевой сумки портянки и уселась на зеленую кочку возле дороги. Вдруг в кочке что-то щелкнуло, что-то легонько меня клюнуло снизу. Сознание пронзила мысль: «Фашистская шпринген-мина!» Вспомнила, что она рвется не на земле, а над землей. Стало быть, пока я на ней сижу, не взорвется. Меня холодом обдало. Всем, кто мимо шел, кричу: «Я на мине сижу». Не верят: «Чего озорничаешь?» А я в ответ: «Сапера ищите!»

Явился сам майор Иванов. Раскричался. Я молчу – виновата. Майор скомандовал: «Ложись!» Сгреб меня за ремни, уткнул носом в мокрый мох. Сам тоже упал на землю. Мина и рванула. Я сразу оглохла. Вскочила на ноги, чувствую – невредима. Майор ругается, а я не слышу.

Наконец расслышала: «Мужик бы взорвался, а бабу черт не берет!»

Я пишу о войне, ненавидя войну

– Валентина, в вашей комнате я не вижу военных реликвий. Куда вы их прячете?

– Не спрятала, а подарила. Полевую сумку, пробитую осколком в переправе под Смоленском, сдала в Музей смоленских частей и соединений. Этому же музею подарила бинокль с дарственной надписью командира Красной 5-й армии. Не надо оставлять памятные реликвии в своей квартире, как бы ни были они лично тебе дороги.

Как-то диктор Ленинградского телевидения Валя Дроздовская подарила мне книжку своих стихов. Там были такие строки: «Все, что отдано, – все твое». Хорошо сказала.

Я часто вспоминаю пулеметчицу, писательницу Валентину Чудакову и ее с болью сказанную фразу: «Пишу о войне, ненавидя войну».

Светлая память всем им, выстоявшим и победившим.

Лучшие недели

Зоя Зарубина — человек-легенда Посетило:24655

«Король русского шансона» Посетило:17910

В плену иллюзий Посетило:31076