Вспоминая Аксенова

Дмитрий Быков:

"Последним романом Аксенова называли то "Редкие земли", которые он сам построил как эпилог ко всему сочиненному, то мемуарную "Таинственную страсть", но в сентябре выходит "Лендлиз", найденный Алексеем Аксеновым в отцовском компьютере. Двести страниц почти законченной повести о казанском военном детстве появятся в журнале "Октябрь", а потом в "Эксмо". Я все надеюсь: а вдруг он еще чего-то приготовил? Не хочется отпускать Аксенова, он многого недоговорил.

Самым загадочным и недооцененным его сочинением мне представляется "Стальная птица", писанная ровно 45 лет назад. Это была первая в долгой череде "Поисков жанра" проба новой фантасмагорической манеры, которая потом так поразит читателей "Рандеву", "Бочкотары" и "Железки". Все эти семидесятнические повести, увенчанные "Поисками" - последним, что Аксенов перед отъездом напечатал на Родине, - оказались заслонены, с одной стороны, его прелестными ранними рассказами, а с другой - развесистыми, пышными романами в "новом сладостном стиле", как называл сам Аксенов свое необарокко. А между тем эти небольшие и накрепко зашифрованные вещи не так просты ("Рандеву" - немыслимо! - даже вышло в "Авроре", проскочив цензуру, хоть и в страшно ощипанном виде, а кто не узнал бы в Смердящей Даме советского лика Родины?). Они похожи на ночные кошмары - но кошмары по-аксеновски карнавальные, местами даже веселые. И вот я в последние дни все перечитываю эту "Птицу", пытаясь ее понять: загадочное очень сочинение. В арбатском доме (Фонарный переулок) поселяется странный субъект, потертый, отвратительно пахнущий, с двумя авоськами (в одной - вроде бы гнилое мясо, в другой - гнилая рыба), и вид у него болезненный и нищий. Он похож на ангела смерти. И как-то он постепенно захватывает весь дом, и коридоры, и квартиры, и распространяется по всем лестничным площадкам, а еще отличается чудовищным аппетитом и зверской силой. Заколачивает парадный ход, пускает всех, как окуджавский кот, через черный. Он обещает сожрать все памятники - Долгорукому, Линкольну, Тысячелетию России - и заменить их собой. Врачи говорят, что он не человек, а истребитель-перехватчик. Он говорит на непонятном, дьявольском, рычащем языке. И освобождает он жильцов, только когда старый дом в Фонарном переулке дает трещину от его бесконечных вылетов наружу - и рушится. Тогда жильцов расселяют в нормальный новый дом, но на окраине. И стальная птица улетает навеки. А жильцы начинают жить счастливой, но совершенно растительной жизнью.

Я думаю, метафору советской власти тут усмотрит любой. И выписан этот Попенков с ненавистью (но и с трудноуловимой симпатией, с восхищением временами - никто, кроме Аксенова, этой амбивалентностью не владел). И советская власть своими чудесами разрушила-таки собственный дом; но когда стальная птица с ее непонятным языком улетела - жильцы оказались на окраине, на обочине. И жизнь их не то чтобы очень радостна. Они заняты в основном воспоминаниями. Да и вообще в мире Аксенова птица - это всегда хорошо: вспомним "Цаплю" или бессмертного механического нырка из тех же "Поисков"... Нет, тайну этой книги он унес. Как у него в 1965 году получилось самое точное предсказание советской истории? Загадка.

Но одно ясно: в русской литературе, да и в обычной жизни, если хочешь что-нибудь сделать - надо быть хоть и птицей, но стальной. Как Аксенов, преодолевший всё и оставшийся Аксеновым. Если бы птица его фантазии не была стальной, если бы пиршества его стиля не опирались на железную авторскую волю, он успел бы погибнуть множество раз: испугавшись, спившись, сдавшись. А он устоял, и "Золотая наша железка" - это ведь не только о чудесном научном сообществе. Это о природе его дара - столь же стального, сколь и золотого.

Вот чему бы у него поучиться, у стальной птицы и золотой железки его веселой и страшной литературы".

Александр Кабаков:

"То, что оставил после себя Аксенов, - это не литературное влияние и даже не место в культуре, это образ существования. Он сформировал образ жизни нескольких поколений. Я не боюсь преувеличить - это так и есть. И это проявлялось во всем: в манере говорить, в стиле общения, поведения, во внешности.

Лучшие дня

Георгий Ярцев. Биография Посетило:11258

Михаил Трухин. Биография Посетило:8672

Веселый герой с печальным взглядом Посетило:6680

Сейчас, задним числом уже, к сожалению, ясно, что Аксенов представлял собой редкое явление. Это был русский патриот западнического толка. До него и помимо него таких людей не было. Только в XIX веке русские западники и славянофилы одинаково любили свою страну - просто видели ее будущее по-разному. В наше время, последние 30-40 лет, они были враждебны друг другу. И только Аксенов был безусловным западником, с одной стороны: во вкусах, предпочтениях, а с другой стороны - безусловным русским патриотом, что проявилось, в частности, в том, что он при первой же возможности вернулся в Россию. Раньше многих других.

Аксенов - универсальная фигура в культуре и литературе, объединявшая очень многих. Ведь к нему даже самые непримиримые из патриотов почвеннического лагеря относились сравнительно доброжелательно. Серьезные критики и литературоведы того лагеря его признавали, они не могли его отрицать. Например, Владимир Бондаренко - имя номер один в их литературоведении.

К нему все относились хорошо - вот что интересно. Это ведь дорогого стоит. Это не конформизм - это заслужить надо. При том, что он всегда был сам по себе и во всех отношениях был абсолютно самостоятельной единицей. Он никогда не приспосабливался - просто был такой. Можно быть угодным и вашим и нашим, специально стараться быть таким, а можно быть угодным и вашим и нашим просто потому, что ты человек такой. Это большая разница. То, что он приемлем для всех, говорит не о приспосабливаемости, а об универсальности.

И в своих последних семи-восьми книжках это был совершенно новый Аксенов. И для нас новый. Он был действующий писатель. Поэтому он и не написал мемуаров в строгом смысле. Ему рано было вспоминать".

Виктор Ерофеев:

"Вместе с Аксеновым мы приобрели новое измерение литературы. Это было освобождение наших душ, сердец и тел. Это главное, что принесла ранняя проза Аксенова. Он это сделал прежде всего через язык. Анна Ахматова говорила: "Половину слов не понимаю в "Звездном билете" - какое чудо!". Аксенов, опираясь, скорее всего, на Хемингуэя и Ремарка, создал свободную речь, которая не зависела от советизмов. Он создал поле эмоций - любовных, дружеских, карьерных, художественных - все это в его ранней прозе присутствует. Тем самым он, если говорить обо мне, перевернул мой мир.

Есть единственная книга в моей жизни, которую я украл, - это журнал "Юность" с публикацией "Звездного билета". Я унес его из школьной библиотеки и не вернул. Для меня этот текст был паролем свободы. "Звездный билет" - это романтика, мечты, но и одновременно новый стиль жизни. И когда я с Аксеновым встретился в 1966 году, мне казалось, что Бог спустился с небес.

Аксенов - первый русский писатель эпохи после смерти Сталина, что называется, "без галстука". Знаете, есть формат разговора "без галстука", а есть такой формат литературы. Он как будто снял этот галстук и положил его в карман. Вся советская литература была затянутой в пиджаки и при галстуках. Даже либеральная. Мы все хорошо помним френч Солженицына - подтянутая, полувоенная проза. Или "за", или "против". А в аксеновской прозе есть элемент богемы, иронии, самоиронии, вечного сомнения в основах традиционного мировосприятия и, с другой стороны, уважение к традиционной культуре. Все это у него чудесным образом переплеталось.

А если вспомнить альманах "Метрополь", в котором мы все участвовали, то мы повторили то, что было в разных странах перед существенным социальным переворотом: сначала возникало протестное литературное явление. Так было в Венгрии, Германии, Франции. Чем дальше на "Метрополь" смотришь, тем больше понимаешь, что это глава в истории страны, потому что он давал понять, что страна готовится к радикальному изменению. Семен Липкин - наш самый старший товарищ по "Метрополю" - замечательно сказал, что это было первое явление после Кронштадтского восстания, когда участники не отказались от своих идей.

Ко второй половине творческого пути Аксенова у меня отношение сложней. Там появились самоповторы. Хотя в книге "Таинственная страсть" о шестидесятниках есть места, такие же замечательные, как и его ранние вещи".

Лучшие недели

Зоя Зарубина — человек-легенда Посетило:24655

«Король русского шансона» Посетило:17910

В плену иллюзий Посетило:31076