Интервью

Юрий Томошевский - режиссер, актер театра и кино, заслуженный деятель искусств России. Родился в 1956 году в Ставропольском крае, закончил актерский факультет ГИТИСа, с 1978 по 1991 гг. служил в знаменитом БДТ (Ленинград). Еще будучи актером БДТ в 1987 году с благословения и при поддержке Георгия Александровича Товстоногова открыл в маленьком подвальчике на Малой Морской театр-студию «Приют Комедианта», собрав вокруг себя коллектив единомышленников и реализовав в эпоху расцвета студийного движения идею «театра одного актера». В 1992 году «подвальчик» Томошевского получил статус государственного театра.

За последующие годы режиссерские и актерские работы Юрия Томошевского создали ему репутацию элегантного и ироничного денди и «последнего романтика» театра и получили высокие оценки критики. Спектакли «Елка у Ивановых» и «Медея» отмечены первыми премиями на фестивалях санкт-петербургских театров-студий. А самый известный моноспектакль Томошевского «Блистательный Санкт-Петербург» получил приз «Золотая Мельпомена» (1989) и стал сенсацией фестиваля «Серебряный век» в г. Орле (1995).

В 1999 году петербуржцы назвали Томошевского «режиссером года», что, однако, не отсрочило его уход из созданного им «Приюта Комедианта». Отныне Томошевский - свободный художник.

В рамках федеральной программы «Ижевск - культурная столица Поволжья 2004» и в продолжение уникального для нашего города проекта «Актуальная словесность» в мае состоялся единственный поэтический концерт Юрия Томошевского - санкт-петербургского актера и режиссера, который в своих спектаклях пытается воссоздать атмосферу литературных салонов начала двадцатого века.

Обстановку поэтического кружка Юрий Томошевский решил задать с первой же минуты своего появления на сцене, предложив зрителям самим выбрать авторов, чьи стихи будут звучать на концерте. Заодно выяснились пристрастия ижевской публики: Мандельштам, Цветаева, Рубцов, Хармс… Конечно же, это была актерская уловка. Импровизация оказалась весьма условной и заключалась, пожалуй, лишь в том, что актер читал стихи в произвольном порядке, отменяя всякую внутреннюю логику концерта. «Сюжетом» действа было не развитие поэтических образов, но чередование эмоций и ритма. Николай Огнивцев, Саша Черный, Борис Пастернак, Александр Пушкин, Федор Тютчев, Николай Гумилев, Давид Самойлов… Томошевский не связывал себя какой-либо эпохой, соединял шедевры Золотого и Серебряного века в эклектичные, но порой очаровательные композиции. Стиль Томошевского - «оригинальное прочтение» канонических стихотворных произведений. Он так расставляет интонации и смысловые акценты, что Пушкин начинает звучать, как авангардист, а Марина Цветаева - как рок-поэтесса. И все это подается с некоторой эстетской манерностью и изрядной долей иронии («привет» насмешникам-декадентам Серебряного века).

Слушая, как актер читает хрестоматийные стихотворения «поперек строк», уже не задаешь себе вопрос, почему он решил создать собственный театр. Зато появляются вопросы другого рода…

- Юрий Валентинович, когда вы задумывали свой театр, как вы представляли себе его лицо?

- Сложно сказать… У моего театра было название «Приют комедианта» - театр одного актера. Я задумал изначально, чтобы это была площадка для самостоятельных работ молодых артистов. Очень часто случается, что молодые артисты остаются без работы, и я хотел дать им возможность проявить свои способности. Потом у меня появились спектакли «Блистательный Санкт-Петербург», «Старуха», «Леса», приходили и играли артисты из разных театров. А потом организовалась постоянная труппа: из БДТ к нам пришла народная артистка СССР Зинаида Шарко, Александр Сергеевич Демьяненко, сыгравший знаменитого гайдаевского Шурика, работал у меня последние годы своей жизни. В нашем театре появились большие, полнокровные спектакли: «Медея», которую мы возили на фестиваль в Антверпен, обэриутская пьеса Введенского «Елка у Ивановых». Так много всего было и так давно это было…

Лучшие дня

Жемчужина поп-музыки Посетило:7485

Мир глазами велосипедиста Посетило:3537

Представитель художественного авангарда XX века Посетило:3408

- Как вам кажется, насколько высок сейчас уровень театрального искусства в России?

- Понимаете, не хотелось бы никого «клевать», но приходится сказать, что очень низок уровень актерского, театрального дела в России. В драматических театрах сегодня виден спад. После перестройки был короткий период, когда народ хлынул в театр, а сейчас даже не в самых худших (а порой и в лучших) театрах бывает по половине зала. Аншлагов очень мало. Определенная - «своя», преданная - публика есть у каждого театра и у каждого актера, и именно она заполняет залы. Но массовый зритель минует театральные кассы. Ему не очень интересно то, что ставится и играется сейчас. И корень этого - в педагогике. Нынешняя актерская и режиссерская педагогика просто катастрофическая! Сейчас у меня пятнадцать учеников, все они - выпускники Театральной академии (!). То есть они уже отучились кто четыре, кто пять лет, и должны бы считаться профессионалами. Но их учили так бездарно… И на последнем году учебы они сняли помещение, подвал в двести квадратных метров и три аудитории - и я их учу всему тому, чему должны были научить - обязаны были научить - их педагоги! Как можно говорить о расцвете театральных жанров, если студенты, закончив обучение в Театральной академии, остаются практически без образования? Вымерли педагоги-мастера, а новое поколение не подготовлено. И вот теперь я уже второй год преподаю этим пятнадцати молодым актерам, они многому научились, но не пытаются поступить в какие-то известные театры: они ждут, что я начну какое-то свое дело. Я ведь три года назад ушел из своего театра в никуда…

- С чем это было связано?

- Наступает такой момент в жизни, когда ты, сидя в кресле, спрашиваешь у себя: «Ну, чего ты не умеешь?» - и сам себе отвечаешь: «Все умею». И вот если этот внутренний диалог происходит; если ты без похвальбы, без самолюбования осознаешь, что можешь поставить любой спектакль и сыграть любую роль, то надо вставать и уходить из театра. И я действительно в один день собрался, написал заявление с просьбой освободить меня от занимаемой должности (тогда сроком на год), вышел за дверь и с тех пор больше не входил в театр. Иногда нужно начинать все с начала, с нуля. И никогда это не бывает поздно. Никогда! И мне было странно, что вокруг моего решения было столько шума: «Как, он бросил свой театр, свое детище?!» Ну, да, бросил. Просто тогда я почувствовал, что, говоря прямо и жестко, зажрался.

- Вы ведь начинали свою карьеру в БДТ в то время, когда этот театр переживал пик творческого расцвета и зрительской популярности…

- Да, я играл в БДТ тринадцать лет, и, как только Товстоногов умер, я из этого театра ушел.

- Товстоногов был для вас примером руководителя театра? Вы вспоминали его методы, когда открывали свой театр?

- Безусловно. Георгий Александрович Товстоногов был великий человек. Благодаря ему перевернулась моя жизнь. Я приехал в Ленинград, увидел всех звезд БДТ и сказал себе: «В этом театре я не буду покорять никакие вершины, здесь я буду только учиться». И я получал всего одну-две роли в год, но при этом ходил на все без исключения спектакли и репетиции Товстоногова. Это был бесценный опыт.

- В чем для вас проявилась величина Товстоногова?

- Когда я приехал в Ленинград из Москвы, я был молод - и мы пили, гуляли, веселились, здоровья на все хватало. И однажды худсовет поинтересовался моей жизнью: «Как Егор?» - спрашивают (меня в театре Егором звали). - «Пьет», - ответили худсовету. А худсовет БДТ - это Кирилл Лавров, Владислав Стржельчик, Евгений Лебедев, Олег Басилашвили, Олег Борисов - все титаны сцены! И им сообщают, что молодой артист пьет, потому что с женой поругался и теперь в депрессии! Ужас! Мне передают этот разговор и вызывают к Товстоногову. Я тщательно бреюсь и даю себе зарок: что бы мне ни говорил Товстоногов, как бы ни ругал, молчать. А он поставил вопрос таким образом: «Я слышал, у вас проблемы. Сами справитесь или помощь нужна?» Я вышел из его кабинета потрясенный. На следующий день на партсобрании директор театра устроил мне страшный разнос, орал на меня с пеной у рта, припоминая все мои прегрешения, но неожиданно закончил: «Но, впрочем, Егор Томошевский - замечательный парень и артист, и я рекомендую отправить его на гастрольную поездку в Польшу и беру его на поруки». Стоит ли говорить, что я ничего не понимал… Оказалось, что Товстоногов накануне обратился к худсовету с предложением поддержать меня, чтобы я не спился окончательно, и в качестве стимула, чтобы я взял себя в руки, предложил послать меня в Польшу. А тогда, при советской власти, выехать на зарубежные гастроли актеру, не входящему в основной состав, было практически невозможно (я уже говорил, ролей у меня было немного и, как назло, не в тех спектаклях, которые ехали на гастроли). И тогда по просьбе Товстоногова специально для меня придумали новый эпизод в одном из спектаклей… И вот когда театр приехал в Польшу, я впервые всерьез задумался о том, что Товстоногов для меня сделал. Не стал кричать или читать нравоучения, а просто помог. В этом и есть величие и достоинство.

- Чем вас, как актера, привлекает моноспектакль?

- Моя задача - прочесть в спектакле одно или два стихотворения, которыми, я знаю, я вдруг возьму и переверну зал. Сегодня я услышал «Ave Maria», чудесную, возвышенную музыку, я начал читать «Жди меня». Вот это было живое! Все же строится на импровизации, без репетиции, и поймать это настроение - удача для артиста, счастливое мгновение. И доля азарта в этом есть: смогу ли в одиночку завоевать и удержать целый зал. Когда я ехал в Ижевск, я знал, что меня здесь никто не знает. Поэтому было интересно.

- Всегда ли в наше сверхдинамичное, прагматичное время оказывается востребована поэзия? Бывали ли у вас откровенные провалы?

- У меня была такая ситуация в Вильнюсе. Я вышел на сцену и увидел переполненный зал, но все зрители сидели и разговаривали на своем языке, не слушая меня. Я, как профессионал, сделал вид, что ничего не замечаю и отыграл спектакль. Потом сказал: «Раньше из России ездили в Прибалтику набираться культурного опыта, а сегодня я преподношу вам русскую культуру. И если вы сомневаетесь в моем профессионализме, то сейчас я вас уделаю, как котят». И с полоборота я начал читать в сумасшедшем темпе, предельно эмоционально. Повисла гробовая тишина… А потом, после бури оваций, я бисировал еще четверть часа. Я переломил их! И, когда меня спросили, не боюсь ли я, что после этих высказываний назавтра зал будет вообще пустой, я на кураже ответил: «А завтра зал будет битком!» И это так это и случилось.

- Кто для вас открыл мир поэзии?

- Товстоногов. Он чудесно читал стихи, просто фантастически: без надрывов, легко, элегантно. И его родная сестра Натэлла Александровна, ценящая его манеру чтения, до сих пор приходит на мои концерты. Вот это знак. Родная сестра Даниила Хармса тоже приходила на мои спектакли (у меня ведь есть моноспектакль «Старуха» по Хармсу). Алла Баянова первый концерт в России по возвращении из эмиграции работала у меня, в подвале. А после концерта мы с ней устраивали дуэли: на каждую ее песню на стихи какого-либо поэта Серебряного века я отвечал прочтением его же стихотворения. «Дуэлировали» по часу… В принципе, вся эмиграция давала концерты у меня в театре.

- Ваши поэтические предпочтения менялись с возрастом?

- Нет. Я всегда плохо относился к Вознесенскому, к Евтушенко - из-за их снобизма. Манера чтения Евтушенко собственных стихов утомляет меня до безумия. Правда, когда я познакомился с Евтушенко на вручении одной из литературных премий (а я в Санкт-Петербурге веду множество церемоний по вручению премий), то понял, что он такой хороший мужик! Подумал: может быть, стихи его почитать? Шучу… А Серебряный век - это золотое время. Вся поэзия сконцентрирована в той эпохе. Меня привлекает такая поэзия, когда, на первый взгляд, стихотворение ничего не значит. Когда человек читает это стихотворение с листа и остается равнодушен, а потом я читаю ему эти же строки, и он вдруг понимает все их значение и глубину. Иногда на то, чтобы разобраться в стихотворении, найти интонацию, «сделать» его, уходит год. Самое меньшее время работы над одним стихотворением - шесть-восемь месяцев. Стихи те хорошие, которые не получаются, которые заставляют ломать голову.

- В одном из прочитанных вами на концерте стихотворений была строка «Жить на этом стоит только в молодости». Насколько вам близка эта позиция?

- Дело в том, что Давид Самойлов сам был далеко не мальчиком, когда писал это. И до конца жизни он посвящал свои стихи женщинам. Его поздний сборник «Беатриче» тому примером, хотя никто не знал настоящего имени девушки, в которую он был влюблен. Пока любишь - молодой! Даже если тебе сто лет. Мне, например, нисколько не хочется сбрасывать возраст. Зачем? Я внуков жду, моему сыну двадцать четыре года, дочкам девятнадцать, пятнадцать и четырнадцать! Да еще жена-красавица и умница! Зачем мне обратно в молодость?

Лучшие недели

Сара Бернар – первая суперзвезда Посетило:28859

Ирек Зарипов. Биография Посетило:24037

В этой жизни нужно быть солнцем Посетило:8814