Люся с коронной фразой «А че? А ниче!» из рекламы майонеза и многодетная мать-одиночка Надя из сериала «Таксистка» (НТВ) – одно лицо. Про таких, как актриса Людмила Артемьева, говорят: неисправимая оптимистка. Мы как-то окончательно отчаялись, а она продолжала верить, что в плотном графике съемок в «Таксистке-3» найдется просвет. И ведь нашелся!
02.04.2006
– Кажется мне, иммунитет против звездной болезни у вас налицо. Не пора ли заболеть?
– Откуда вы знаете? Вы же меня не видели в жизни!
– Вот сейчас вижу. И по телефону общаетесь, как нормальный человек.
– Да что вы?! Я действительно не знаю, что такое звездная болезнь. Я же не тело, летающее в космосе, я среди людей живу. Хожу по магазинам, сдаю вещи в химчистку, чиню машину – везде люди, о какой болезни вы говорите? Творческий момент… я была бы рада, если бы он длился бесконечно, а он – такой миг, что его ценишь. А остальное – это жизнь, надо соответствовать.
– В богемных семьях не такому учат.
– Мой папа – военный, у мамы были прекрасные вокальные данные, ей прочили большое будущее, но она не захотела поступать в одесскую консерваторию. Она еще серьезно метала диски, потом это дело бросила, и родилась я – такая прелестница. С тех пор все в семье было посвящено воспитанию вашей покорной слуги. Мама у меня – всем мамам мама. Каждый шаг отслеживала: что ребенок съел, как чихнул, как пукнул – по полной программе. Я была обласкана от и до. Что совершенно несвойственно мне как маме сегодняшней. Свою дочь я воспитывала в другом ключе, уделяя минимум внимания. Не занимаюсь нравоучениями, но поддерживаю во всем, даже если она не права.
– И вас родители не отговаривали от актерских мечтаний?
Искусство быть собой: Егор Кончаловский и его мир Посетило:18707 ![]() |
Королева джаза: история жизни Эллы Фицджеральд Посетило:16768 ![]() |
Владислав Третьяк: 'Русская стена' Посетило:11062 ![]() |
– Мама и папа, у меня такое ощущение, были уверены, что я, кроме театрального, никуда не поступлю. Я все время чего-то придумывала, кого-то копировала, пародировала. Не знаю, в кого, но мне это было свойственно. Поэтому, когда сообщила о поступлении, они дружно сказали: «Да и прекрасно!» (хохочет.) Как будто у них была куча детей и все они стали актерами.
– Вы же тогда не в Москве жили?
– Сначала была Германия, потом – Ужгород и Львов, красивые города и совершенно разные. В Санкт-Петербурге проучилась два года, лишь потом переехав в Москву.
– Столица легко покорилась?
– У меня бурлило желание реализоваться в том, о чем я понятия не имела. Я была избалована родителями, и у меня даже мысли не возникало, что случится что-то не то. Конечно, я была в розовых очках, да и сейчас они не спали. Щелочка осталась. И я считаю, что это прекрасно!
– А что разочаровало? Вступительные экзамены?
– Вот и нет! В «Щуку» я поступила с первого раза: ездила на все туры, на все собеседования. Меня переодевали всем коллективом училища. У меня была такая одежда… жилетка и юбка с аппликациями из дубовых листочков были сшиты из папиного офицерского сукна. Мне казалось, это так круто – круче не бывает. Комиссия уже не знала, во что меня одеть, лишь бы я выглядела прилично. Спасибо, хоть репертуар не меняли: я читала рассказы Шукшина, басни Крылова, естественно, что-то сама себе хохотала. Одной мне это было интересно, как я понимаю. Сейчас-то я знаю, что все это был бред сивой кобылы. Но комиссии, видимо, понравилось, как я материал подавала, и меня приняли.
– Неужели и учились так же гладко, как поступали?
– Поступая в «Щуку», я уже была студенткой эстрадного отделения питерского музучилища при консерватории им. Римского-Корсакова (видите, даже полное название вспомнила!). Когда приезжала в Москву на занятия в «Щуку», мне говорили: «Ты что?! Не говори, что учишься во втором институте, это не принято. Если скажешь, поставишь на себе крест». Я была обескуражена: это что же, придется врать? С намерением во всем признаться, я добыла домашний телефон нашего худрука Марианны Тер-Захаровой и сразу же ей позвонила. И Тер-Захарова мне бархатным голосом ответила: «Вы учитесь? (Я замерла тогда.) Обожаю перебежчиков». С этого момента что-то мне подсказало, что я не буду брошена. Марианна Рубеновна стала нашей второй мамой. Небольшого росточка женщина, невероятного такта, огромной культуры, со зрением минус, наверное, сто – она практически ничего не видела, но мы были ее глазами, руками, ногами. Мы все ее очень любили и, не сговариваясь, вспоминаем. Это и есть щукинская школа, а никакие не тусовки. Мы ей благодарны за то, что мы человеки.
– А с какой стати выпускницу Артемьеву Марк Захаров забрал в Ленком, куда не каждый признанный актер пробьется?
– Это тоже моя удача. Я тогда в силу своей некомпетентности мало что знала про этот театр – слышала только, что он невероятно популярен и, как сейчас говорят, «the best». Даже проходя просмотры в театре, я не видела ни одного спектакля, а мелькать ксивой считала неудобным. Так что ничего не видела в Ленкоме – только смотрела на Марка Анатольевича влюбленными глазами и понимала, что передо мной человек с обложки. А какой он умница, я узнала на следующий день – вторая мама сдала меня в руки второму папе. И пошла другая школа. Правда, я постоянно опаздывала на репетиции, хотя приходила всегда заранее. Представляете, не могла найти нужную дверь! Там же, как в катакомбах, в этом Ленкоме. А спросить стыдно! Потому что все знают: новую артистку взяли. И вот ходишь как дура, опаздываешь на репетиции…
– Отношения с мэтрами сначала, наверное, были не очень?
– Я глядела на популярных актеров и думала: ну день я похожу с открытым ртом, ну два, а на третий они мне врежут, как у Райкина: «Закрой рот, дура!» Сказать, что с кем-то была дружна до чаепитий и ночевок, я не могу. Партнерские отношения – да, были. Мне еще посчастливилось застать Леонова, Пельтцер. Я попала в здоровую атмосферу, где есть корешочки, сильные побеги и молодые побеги, из которых ты прекрасно себе расцветаешь.
– Вы стали в Ленкоме сильным побегом?
– Мне сложно судить, я большой самоед.
– Наверное, не совсем удалось, если вы ушли?
– О своем месте в театре я стала задумываться последние 5 лет из 17, что там проработала. Мне давали возрастные роли, а я еще никогда не играла своих ровесниц. Это мысль меня не пугала, но удивляла: «Что ж такое? В училище всех бабок переиграла – и опять старушки. Успею я еще их сыграть». Я понимала: надо искать свой путь, где мне будет комфортно внутренне. И не ошиблась в выборе. Да, Ленком – мой дом, есть по нему ностальгия, но у меня прекрасное сегодня, и я рада реализовываться, встречаться с новыми людьми. из театра я ушла сознательно и ни о чем не жалею.
– Почему молчите о рекламе? Сделаю наконец комплимент: ролики с вашим участием – единственное, что не противно смотреть.
– Мне везет на талантливых людей. Режиссер Тина Баркалая – одна из них. Она и смогла превратить рекламу в шоу. И все то, что мною было недосказано на театральных подмостках, мне посчастливилось реализовать в рекламе. Но мне это ничего не стоило: образ был слеплен, я просто пришла и побаловалась.
– Говорят, не все ролики вышли в эфир?
– А я и не помню.
– Неужели не следили?
– А когда? Что я, должна была сидеть перед телевизором и высматривать себя специально? Это мне родители первое время кричали: «Люся, тебя показывают!» Пока я добегала, все заканчивалось. Я рада, что люди относились к нашей рекламе нормально и что мало кто о ней сейчас вспоминает: надо жить сегодняшним днем.
– Ваше сегодня – это «Таксистка», куда вас звали лишь на роль подруги главной героини?
– Да, Ольга Музалева потом призналась, что первоначально была именно такая идея. Но мы с ней поговорили… У меня вообще, честно говоря, в последнее время стирается грань при встрече с режиссерами: я перестала ходить на кастинги как таковые. Я прихожу на них теоретически, но практически являюсь, чтобы познакомиться с интересным человеком, мне нравится общаться с людьми. Когда я встретила Ольгу, у меня была та же цель. Я подумала: «Как повезет той актрисе, которая будет играть у нее главную роль». Ольга разрушила все стереотипы режиссерского существования, я не знала, что бывают такие режиссеры: умницы, красавицы, ласточки и настолько работоспособные и одаренные. Такой режиссер – эксклюзив. И пробы, которые она мне устроила – это были не пробы, а так… Подсел ко мне оператор, Ольга стала кидать реплики. И сценарий был очень хорош, текст теплый – потом оказалось, Ольга сама адаптировала его.
– А писательница Раиса Белоусова утверждает, что сценарий списан с ее книги.
– Я этим конфликтом не интересуюсь. Осуждать таких людей не могу: это их звездный час, больше-то они ничего и не сделали в этой жизни. И наша группа так деликатно ведет себя в этой ситуации, что добавить нечего… На мой взгляд, сценарий третьей части гораздо сильнее и интереснее, чем тот, который был предложен в первой «Таксистке». Все идет по возрастающей, и мне это нравится. Еще не все сказано в этой истории. Повороты сюжета придумываются нами – мною, Ольгой и водителем Наташей, которая и является прототипом.
– Вы влюблены в эту работу?
– Как вам сказать... Я тепло к ней отношусь, она меня очень греет – по смыслу, по стилю, по моему пониманию предназначения человека, гражданина, женщины, россиянки. Все эти громкие понятия, которые мы практически никогда не произносим, для меня слились воедино. Я вдруг ощущаю себя гражданином. Раньше не было такого чувства, я не вру. Много гастролирую и вижу, что люди реагируют не на меня, а на мой персонаж – мать, обеспечивающую свою семью частным извозом. Основная масса людей, как и я, с теплотой воспринимают этот образ. Вот вам и запоздалый ответ на вопрос о звездной болезни. С чего звездность? Есть только образ. Ну, был образ Люськи. С чего зазнаваться? Королева кетчупа?
– Да и от роли медсестры в антрепризе звездностью не пахнет...
– Приятно, что вы об этом знаете, ведь премьера пока была только в Саратове. В Москве играем в октябре. Спектакль называется «Два дня под Рождество» – это французская пьеса, где мы с Татьяной Догилевой играем историю медсестер в первую мировую. Получилась настоящая классическая постановка, а не развлекаловка. Это в рамках независимого театрального проекта, который меня каждый раз удивляет очень разными работами: в «Только для женщин» я играла негритянку под два метра, в «Белоснежке и семи гномах» – коварную прелестницу.
– Почему вы занимаетесь антрепризой?
– Это не антреприза – это театр, без которого я не могу. Я устаю, мне тяжело, но Ленком подсадил меня на это. В театре ты каждый день демонстрируешь, чем являешься на самом деле, только под большой-большой лупой. И я так рада, что мне предлагают работу… В Ленкоме тоже бы, вероятно, предложили, но таких ролей у меня бы не было.
– Не боитесь примелькаться? Реклама, антреприза… простите, театр, да еще сериал, который часто повторяют.
– Вы первая, кто говорит, что «Таксистку» часто повторяют. Он закуплен пока только НТВ, первую часть повторяли два раза, а вторую пустили в позднее время. Если вы считаете, что наши персонажи примелькались, то заблуждаетесь: Москва не показатель, Россия засыпает в 10 вечера, чтобы в 5 утра встать и пойти на работу. В городе Иваново, куда мы приезжаем с антрепризами, спектакль начинается в шесть вечера, потому что ткачихам нужно выспаться.
Да и реакция людей, которые становятся свидетелями съемок «Таксистки», говорит об интересе. Когда мы работали над первой частью, посмотреть, как делается кино, сбегались все жители окрестных домов. Во втором блоке люди уже привыкли: помню, снимали мы романтическую сцену в одном из дворов – у меня любовь-морковь в самом разгаре, и вдруг какая-то бабушка как ливанет из окна целый таз воды! Пришлось потом сцену переснимать. В третьей части все очень внимательны: если из какого-то окна во время нашей работы зазвучит даже тихая музыка, из соседнего обязательно кто-то шикнет: «Выключи! Не видишь – кино снимают!» Уважают.
– Вы в самом деле 15 лет, пока работали в театре, обитали в общежитии?
– Что вы! Не в общежитии, а в коммунальной квартире, у меня до сих пор штамп в паспорте стоит. Это прекрасное место у Чистых прудов. Я соседствовала с людьми, которые занимались со мной одним делом – и звукорежиссер там когда-то жил, и помощница режиссера, и Сережка Чонишвили, но он потом ушел – слишком маленькая досталась ему комната. Поэтому назвать коммуналку стесненными условиями не могу, это было бы просто неприлично.
– Когда появилась своя квартира?
– Да не так давно, и опять-таки благодаря театру. Это заслуга лично Марка Анатольевича: я попала под мощное оквартирование большой части коллектива. Что меня всегда восхищало в Захарове, так это его огромная человеческая заинтересованность.
– Вы не захотели встречаться дома, сославшись на ремонт. Как ключи получили, так и ремонтируетесь?
– Будете смеяться – да! Крыша протекает, ядрена кочерыга! Есть чудесная бригада, которая занимается только нашей крышей. И есть чудесные антенщики, дружными стадами носящиеся по этой крыше, переставляя то, что было с любовью задрапировано. У меня уже нет ни слов, ни сил.
– Не смущает вид из окна на Ваганьково?
– Окно моей комнаты в ленкомовской коммуналке выходило на глухую стену – вот это меня напрягало больше, чем тот зеленый массив, который я вижу с высоты моего этажа теперь.
– Дочь уже закончила Литинститут?
– Обучается. Катя просит меня вообще на эту тему не распространяться: «Учусь и учусь. Никого это не интересует» – ходит такая гордая Жюзи, поэтому ничего больше на эту тему не скажу.
– Она пошла в переводчики – это вы не пожелали ей своей судьбы?
– Для меня это странный вопрос. Я просто ей искренне желаю найти себя. Ну пошла бы она в актрисы – я бы не вывесила траурные венки и флаги и не посыпала бы голову пеплом. Ну пошла и пошла. Даже если она что-то резко поменяет на своем пути, не стану противиться. Я сама такая – могу идти-идти, а потом повернуться и сказать: «О, мне вон там интереснее». Меня и родители никогда не сдерживали в этом плане. Я только ставила их в известность, и они с радостью отсылали мне подушки и матрасы туда, куда я переехала. Я уверена: что ни происходит, все к лучшему.
– Вы что, вообще неунывающий человек...
– Ну как? Это все подтверждено, я же не искусственно культивирую в себе жизнерадостность. Своему оптимизму я нахожу подтверждение на каждом шагу. (На этих словах распахнулось окно дома, во дворе которого мы разговаривали, и раздалась музыка.) Вот песня включилась: «У-ле-та-ю!» Радость-то какая – сидели в тишине, а здесь такая прелесть! Только громковато немного.
– Так и мы не кино снимаем.
Андрей Гречко: маршал двух эпох Посетило:17599 ![]() |
Финский рок с мировым именем Посетило:18188 ![]() |
Гений-революционер косметического бизнеса Посетило:31749 ![]() |