Алла 23.07.2006 07:41:12
"Пельмень" - ВПЕРВЫЕ я увидела Юру на ступеньках Щукинского училища: мы вместе поступали на первый курс. Он стоял в центре толпы абитуриентов - такой большой, вальяжный, громкий, что-то рассказывал и держал внимание всех. ... Можно ли представить старого Лермонтова? Или старика Есенина - заслуженного поэта, члена Союза писателей?
16.06.2006
И потом на протяжении четырёх лет нашей студенческой жизни он так и притягивал всех нас какой-то необыкновенной внутренней силой. Это, наверное, и есть магия таланта.
И так невольно получилось, что в нашей общей студенческой жизни главная, ведущая роль была у Юры. Он всегда был в центре внимания. Мы все старались говорить, как он, шутить, как он, — вкусы всего нашего курса были подстроены под Юру. При этом над ним немножко подсмеивались, подтрунивали, «пельмень» называли его — но с такой любовью, с такой нежностью. Или «бело-розовый»: он был как зефирчик — мягкий, пухлый, уютный, с большими, словно припухшими губами.
И в то же время удивительно лёгкий. Просто потрясающе лёгкий. Я очень хорошо помню, как он танцевал на уроках танцев — просто летал. Он замечательно пел. У него был прекрасный голос, удивительный слух. До Щукинского училища он занимался музыкой.
И ещё: на всех занятиях по мастерству он слушал, всё время делая какие-то наброски, рисунки, зарисовки, шаржи… карандаш из рук никогда не выпускал.
А как мы развлекались! Вот перерыв между лекциями. Юра садится за рояль и играет свою любимую «Конфетки-бараночки».
И тут такое начиналось! Что мы творили — непостижимо просто! Например, Костя Райкин выпучивал глаза и как обезьяна скакал по столам. И начинались «джунгли». Шум, крики, хохот…
А ведь было всем нам от семнадцати до двадцати лет — уже не школьники, а взрослые люди. А Юра всему этому безобразию аккомпанировал.
Наталья ВАРЛЕЙ
— ПОМНЮ, как однажды он пришёл домой из магазина очень сильно расстроенный, с глазами, полными слез. И трагически молчал на кухне, сев за стол. Было видно, что ему явно требуется участие. Я спросил, в чём дело.
— Меня не узнают на улице! — с отчаянием выговорил он.
Это его расстраивало. Юра тогда уже снялся в нескольких картинах. А на улице прохожие его действительно не узнавали.
Почему? На мой взгляд, именно этим он и был замечателен: не было в нём ни одной яркой характёрной черты — весь белёсый. Но, по-моему, это совершенно замечательное качество актёра, когда нет ярко выраженной внешности, когда из «материала» можно лепить что угодно.
И я ему об этом говорил. До сих пор не понимаю, как он этого достигал, но Юра был совершенно не похож на своих персонажей, хотя снимался почти без всякого грима. В кадре он буквально физически менялся.
Его трансформация была поразительной. Если поставить рядом его героев и сравнить — разные люди!
Он мог одновременно играть в двух разных фильмах полные противоположности — обрюзгшего толстяка и мускулистого подтянутого супермена. Он практически нигде и никогда не был похож на себя. Это ценное актёрское качество.
Я помню, когда Никита Михалков пригласил его на «Свой среди чужих…», это был рыхлый бело-розовый блондин. Он плохо загорал, кожа сразу становилась розовой, белёсые брови выгорали. Он не занимался никаким спортом, был весь какой-то аморфный. Но в картине получился спортивный, жилистый, замечательно держался в седле.
Потом, в «Неоконченной пьесе для механического пианино», он вдруг снова предстал абсолютно бесформенным, расслабленным. Правда, небольшой животик ему там подкладывали, но всё равно… физиономия абсолютно другая. А Штольц — опять строгий, сухой, подтянутый, весь «спортивно-англичанский».
Так, он абсолютно искренне играл в вегетарианца. В этом вовсе не было никакой позы. Он мог подробно объяснить, почему он вегетарианец, почему может есть только травку, а мясо — не может.
И через неделю вы могли встретить его на улице с двумя килограммами вырезки. И это было продолжение темы. Он уже кричал с тем же грубоватым темпераментом: «Какого хрена траву эту есть! Надо есть мясо! Нужна сила!» Это означало, что в данный момент Юра — по своей жизни — в какой-то другой роли.
Когда уходит относительно молодой человек — трудно представить его стариком. Можно ли представить старого Лермонтова? Или старика Есенина — заслуженного поэта, члена Союза писателей?
А вот пожилого Юру — можно, и даже замечательно. Почему-то уже в Щуке все представляли, каким чуҐдным народным артистом он будет в восемьдесят лет.
Входит этакий благородный дивный красавец-старик, старый артист МХАТа, в дорогой распахнутой шубе… С холёным лицом, естественно, с тростью в руках… И начинает вести курс…
Или в этой же шубе, с тростью идёт по Камергерскому прогуляться до автомобиля…
Встретившись с ним, можно поговорить о том, как ужасна нынешняя молодежь, как стало невыносимо работать. Или наоборот — он будет счастливо хохотать и восторгаться замечательной молодёжью, которая у нас растёт.
И он будет абсолютно органичен во всём.
Я так легко представлял себе его благополучную старость, не делая над собой никакого усилия.
А вот Бог судил иное…
Александр АДАБАШЬЯН
— ПОСЛЕДНИЕ годы ему во МХАТе очень везло в смысле творчества — было много работы. Я бы даже сказал, был некоторый перебор… Главное — он никогда ни от чего не отказывался, не умел этого делать. Он работал просто на износ.
И при этом был всегда недоволен собой. А когда его хвалили прямо в лицо — он опускал глаза, начинал сопеть, и чувствовалось, что ему неудобно. Требовательность к себе у него была невероятная. Ничего вполсилы…
Что такое настоящий артист? Тот, который может всё и везде. Юра работал на телевидении — с полной отдачей. В кино с его крупными планами — замечательно чувствовал камеру. В театре на тысячу двести человек — виртуозно владел залом, заполняя собой всё это огромное пространство.
Он был уникально универсальный артист.
И при этом абсолютно неприспособлен в бытовом плане. Он не мог ничего достать, пробить, что было немаловажно в те времена. Он никогда не пользовался своим именем. Не «торговал лицом».
Юра стал народным артистом России в сорок один год, не ударив для этого пальцем о палец. Все делалось как бы само собой — просто потому, что нельзя уже было ему не быть «народным». Он столько выдавал на-гора, что людям становилось просто стыдно…
И что ещё интересно — он совсем не умел бунтовать. «Ты негодяй!» — этих слов никогда нельзя было услышать от него. Вообще он был не способен «заклеймить» оскорбительным словом кого-то конкретно. Но мог, как романтик, возмущаться несправедливостью. Это был большой-большой ребёнок…
Когда Бог забирает к себе такого человека в сорок два года — это горько. Ведь аналогов Богатырёву пока нет. Хоть и говорят, что незаменимых нет, — но есть неповторимые.
Всеволод ШИЛОВСКИЙ
— ГРУСТНО, но у него было достаточно завистников. Ему безумно завидовали менее успешные коллеги. Завидовали и тому, что у него столько ролей, и тому, что он был одним из самых богатых актёров того времени — ведь Юра много снимался и имел деньги. Завидовали тому, что не могли отдать ему долги. Завидовали его внешне железному здоровью. Завидовали даже тому, что он одинок, а они связаны жёнами и детьми, которые постоянно что-то требуют. А Юра как бы никому ничего не должен…
От того, с чем Юра столкнулся во МХАТе, он первое время просто приходил в ужас. Он даже иногда рыдал: «Я не могу! Я не вынесу!»
Среди мхатовцев, увы, пьянство доходило до того, что считалось, что не пить нельзя: «Кто не пьёт — тот продаст».
Эти спившиеся актёры, у которых не было денег, ночами ловили таксистов с водкой, на этом же такси приезжали к Юре с бутылкой, и Юра шёл расплачиваться и за такси, и за водку! И потом вместе с ними начинал пить…
Он приходил ко мне и плакал, рассказывая это.
Он робел сказать: «Нет! Не хочу! Пошли вы… Какое имеете право?»
Выгнать человека он не мог никогда.
А бессовестные люди этим пользовались. Он и так был добрым человеком. А пьяным — до безрассудства. Широко открывал шкаф и отдавал все деньги, какие были, начинал дарить свои вещи, одежду…
Нелли ИГНАТЬЕВА
МАМА очень расстраивалась, что сын никак не женится. И часто его наставляла.
— Если бы я знал, что у меня будет такая семья, как у тебя с папой, — ни секунды бы не раздумывал! Ну на ком жениться, мама? Все пьют, курят… Или я захочу порисовать — а она скажет: «Ложись спать!»
Ему везло на партнёрш — талантливых, стильных, умных, красивых…
Поэтому он регулярно и неотвратимо влюблялся почти в каждую из них. На ком только не хотел жениться Богатырёв! Он обожал Елену Соловей, Светлану Крючкову, Екатерину Райкину, наконец, признанную красавицу Анастасию Вертинскую.
А маме больше всех нравилась его однокурсница Наталья Гундарева. Она советовала:
— Юра! Женись на Наташе! Мне так она нравится!
А он всерьёз отвечал:
— Опоздал. Уже вышла замуж. А потом… Характер крутой: как что не по ней — так и вышибет из квартиры.
Ещё в Щукинском училище Богатырёв познакомился с Надей Целиковской — младшей сводной сестрой знаменитой актрисы, будущим искусствоведом. Они стали встречаться. Но Надя поставила ему условие — бросить сниматься.
Такой жёсткий ультиматум ему не подошёл.
Они расстались. Тем не менее впоследствии Богатырёв всегда помогал Целиковской — поддерживал, когда умерла её мать, ухаживал, когда она тяжело болела…
А штамп в паспорте у него всё-таки появился: он вступил в брак — но с другой Надей. Это была его соседка по общежитию «Современника» на Манежной улице Надежда Серая.
— ПОДРУЖИЛИСЬ мы с Юрой очень просто. Однажды, то ли на 1-е, то ли на 9 мая, все обитатели коммуналки сидели по комнатам и отмечали праздник.
И вот я вышла в коридор по каким-то своим делам — сигаретку ли стрельнуть, к телефону ли. И вдруг смотрю — стоит Юра Богатырёв и плачет. Уткнулся в стенку и плачет.
Мне стало так страшно!
У человека, должно быть, горе! Огромное горе!
А я не могу подойти и спросить: «Юра, что с вами?» Мы ведь, в общем-то, незнакомы.
Но с какими-то актёрами я уже дружила и пошла к ним:
— Ребята, там Юра Богатырёв плачет, что-то надо делать.
— Ой, не обращай внимания!
— Как — не обращай? А может быть, у него горе?
— Да, Юра иногда расстраивается — особенно если выпьет. У него тогда слезливое настроение. Не обращай внимания.
А у меня болит душа. Ну как это? А вдруг ему помощь нужна?
Я постучала в дверь (он уже был в комнате):
— Можно?
— Да, войдите, — ответили мне тихим голосом.
Посредине комнаты стоял накрытый стол. Спиной ко мне сидел Юра. Где-то сбоку ещё два человека…
— Ребята, к нам пришла дама. Доставайте!
— Нет-нет, ничего не доставайте, я на одну секунду. Юра, ради бога, извините — я увидела, что вы плачете. И подумала: а вдруг вам нужна какая-то помощь? Не знаю какая — любая помощь. Может, просто поговорить.
Они меня усадили за стол… Я сопротивлялась. Юра настоял: нет, вы никуда не пойдёте. И тут я ему фактически объяснилась в любви… Сказала:
— Знаете, как это страшно, когда такой огромный, красивый, мощный, талантливый человек плачет на твоих глазах и ты не знаешь, чем ему помочь и как его утешить. Становится не по себе. Я, собственно, думала: может быть, вам нужна помощь? Посмотрите, какие у вас потрясающе красивые руки (а у него правда руки были чудные, с золотистыми волосинками), какие огромные плечи…
Я подбирала слова, чтобы снять неловкость ситуации… Знаю — любому человеку приятно, когда ему говорят хорошие слова, а уж актёру и подавно…
И вот выяснилось, что Юра плакал в коридоре, потому что проводил племянника — закрыл за ним дверь и заплакал. Ему стало жалко мальчика, который учился на моряка, служил уже на Севере, и ему было там тяжело… И поэтому Юра очень расстроился — плакал так, как будто у него произошла какая-то жуткая трагедия.
Так, у Юры всегда проявлялась только любовь — он с нежностью говорил о маме, о папе, о сестре Рите, о своих товарищах! Это ему было дано от Бога — болеть за других. Поэтому он и был таким потрясающим актёром — всё принимал близко к сердцу.
Мы провели с Юрой много дней и ночей за беседами-разговорами…
Иногда бывало так — отмечаем в общежитии какой-то праздник, сидим выпиваем… Ребята мне говорят: «Надя, мы тебя очень просим — это может до утра продолжаться. Забери Юрочку к себе, нам ведь завтра на работу. А тебе на работу не идти. Уведи его, пожалуйста, и будешь его слушать до утра».
«Родня». Стасик
Все эти ночные бдения, слёзы, переживания — всё это привело нас к близости. И в прямом, и в переносном смысле. Наши отношения зашли далеко и прямо в постель. Как у классика говорится: она его за муки полюбила, а он ее — за состраданье к ним.
Мы ничего не афишировали — даже нашу свадьбу. Расписывались в ЗАГСе на Плющихе — приехали туда на такси. Гуляли в общежитии. Собралось человек восемь — десять. Мы никого не ставили в известность. Поэтому многие потом считали, что Юра не был женат.
К нашему союзу я относилась больше с юмором. Хотя мы были счастливы. Правда, недолго, очень недолго.
Была ещё маленькой Варя. При живом папе я не могла объяснить девятилетней девочке, что у меня появился другой муж.
Татьяна Васильевна тогда перенесла тяжёлую операцию. И я подумала: нужна ли ей такая невестка — с ребёнком на руках? Причём Юра хотел ей всё открыть, но я настаивала на том, что не надо ничего афишировать.
К тому времени, когда Варя подросла, наши отношения уже как бы снивелировались. Я жила теперь в своей коммуналке, Юра — на улице Гиляровского…
Мы всё откладывали «на потом» наш съезд — когда поставим Варю в известность, когда сообщим Татьяне Васильевне… Мы всё ждали. Вот Варя немножко подрастёт… Вот маму подготовим… Вот-вот…
А потом уже не надо было никого ставить в известность, потому что наши отношения сошли на нет…
Я понимаю: в том, что меня считали «фиктивной женой», во многом я сама виновата. После смерти Юры, на второй день, приехала на улицу Гиляровского. И увидела его маму в обмороке — оказывается, у её сына есть жена! Кто такая?
Татьяна Васильевна говорит: «Никакая ты не жена!» Я подтвердила: «Да, я «фиктивная» жена!» Потому что ради Юры не хотела больную женщину ещё больше расстраивать.
Я поехала, подписала все документы, отказалась от всех прав на имущество, квартиру. Попросила только на память недописанную Юрой картиночку астрологического Змея. И мне её дали.
Надежда СЕРАЯ
— ГОВОРИТЬ об этом трудно, это больное…
Это связано, скажем так, с его нетрадиционной ориентацией. Свою «непохожесть» Юра переживал очень болезненно, в отличие от нынешних звёзд, которые этим даже бравируют. Сейчас ведь даже люди нормальной ориентации с удовольствием прикидываются гомосексуалами — это модно, престижно, практично — они ведь дружны между собой…
А Юра это «открытие» в себе сделал очень поздно, врастал в это как-то очень болезненно… Он очень страдал по этому поводу, от того, что он не такой, как все… Пил, совершал в пьяном виде всякие глупости, от которых потом безумно страдал и которых стыдился… Это добавляло ему ещё как бы дополнительный комплекс вины.
Но, думаю, дал бы Бог ему здоровья побольше — кончилось бы и его вегетарианство надуманное, и пьянка… Если бы он сжился наконец со своей, скажем, «странностью»…
Но это было сильнее его. Это не было ни распущенностью, ни модой, ни чем-то ещё, это было действительно отклонение, с которым он пытался бороться.
Как его уговаривала Наташа Гундарева: «Успокойся, да, ты не такой, как все, но это твоя индивидуальная особенность. Ты разве кому-то хуже делаешь? Ты кого-то заставляешь страдать? Кому это мешает? Это твоё — и всё».
Александр АДАБАШЬЯН
В ПОСЛЕДНЕЕ время он, видимо, чувствовал, что скоро уйдёт… Иногда он звонил мне ночами, в три-четыре часа, и просто рыдал в трубку:
— Поговори со мной!
Я только сейчас понимаю его состояние… Тогда у меня был муж, семья. У меня было полно друзей. Я не чувствовала одиночества. Никогда не знала, что такое депрессия. Даже осуждала его:
— Как это не можешь взять себя в руки? Как это не можешь совладать с собой? Как это — истерика?
На мой тогдашний характер депрессия — это было баловство.
Вот теперь, когда у меня в жизни многое изменилось, когда мы с мужем расстались, я казню себя за то, что тогда не понимала Юру… И теперь я могу лежать часами и смотреть в потолок… И мне тоже хочется позвонить кому-то и выговориться… Потому что нужно, чтобы вокруг тебя были друзья, люди, которые тебя любят, понимают, с которыми можно разделить одиночество.
А Юра был тогда именно в таком состоянии. Многие не понимали его страданий, его одиночества: мол, такой известный актёр! Так много снимается, играет, зарабатывает!.. Что ещё ему надо?
Ведь несмотря на большое количество друзей и приятелей вокруг него он был очень одинок и безумно раним. Такой человек без кожи… Большой, добрый, одинокий, ранимый человек, который как бы чувствовал свой ранний уход. Он нам часто говорил, что рано умрёт… И даже нарисовал могильную плиту, какую хотел бы видеть у себя на могиле!
Нелли ИГНАТЬЕВА
— В ПРОИСШЕДШЕМ с Юрой я виню только врачей. Я знаю, что в этой ситуации ни в коем случае нельзя было делать успокаивающий укол… А они сделали… Как мне сказала сестра: «Его успокоили».
А его можно было запросто спасти. Его, наоборот, нужно было стимулировать. Кстати, Юра часто жаловался на боли в сердце — и его жалобы оправдались. Вскрытие показало, что у него было сердце, как у шестидесятилетнего человека…
Юра мне не раз говорил — мол, после моей смерти многие будут ещё долго зарабатывать на моём имени, на моих картинах…
Так и вышло.
Его родственники объявились только после смерти. Когда ему было плохо — никаких родственников рядом не было…
Владимир СТИХАНОВСКИЙ
— У ЮРЫ было мало друзей. Но как только он получал деньги, их становилось невероятное количество. Так и в тот раз. Итальянский продюсер отдал Богатырёву гонорар за кинофильм «Очи черные». Тут же в доме появились «друзья», и началось… Море разливанное!
Его новый друг Саша Ефимов, увидев, как побледнел Юра в тот вечер, вызвал «скорую». «Скорая» приехала быстро, но, кроме йода и бинтов, на борту машины ничего не оказалось. Вызвали вторую бригаду врачей… Тогда гости ещё шутили…
Вторая бригада была оснащена по полной программе. Без долгих разговоров огромной иглой ввели в сердце препарат, несовместимый с алкоголем. Смерть наступила мгновенно.
Приехавшая на следующий день из Питера сестра увидела разграбленную библиотеку (Юра собирал книги по изобразительному искусству), пустой шкаф: вся одежда пропала.
Через год покончил жизнь самоубийством Саша Ефимов. Почему? Эту тайну он унёс с собой.
Станислав САДАЛЬСКИЙ