Белый негр Эминем

ЕМУ снится, что его бьют по лицу ногами. Бьют с размаху, но боли он уже не чувствует. Инстинктивно пытается закрыть лицо руками, но вместо носа, губ, щек под холодными пальцами лишь месиво — одно сплошное месиво из крови. Вместо боли он чувствует унижение.

Автор: Дарья Буравчикова
Сайт: Знаменитости

ОН ПЫТАЕТСЯ схватить губами воздух, кричит, сжимая пальцами собственную одежду, тщетно пытается бежать, кричит еще громче и … просыпается. Рывком садится на постели, с минуту смотрит в пустоту, пытаясь ощутить себя, потом встает и идет в ванную — умыться холодной водой и взглянуть в зеркало, чтобы убедиться, что с лицом все в порядке. После холодной воды спать уже не хочется. Мужчина со вздохом опускается в кресло, включает телевизор и переключает его на музыкальный канал. С экрана на него смотрит его собственное лицо. Человек внимательно дослушивает песню до конца, дожидается слов ведущей «С нами был Эминем и его мегахит…» , выключает телевизор и ныряет под одеяло. Но ему не спится, от приснившихся ударов голова болит вполне реально, и, зарывшись под одеяло, Эминем вспоминает всю свою жизнь.

Ненужный ребенок

ОН ХОРОШО помнит эту драку, звон бьющейся об лед собственной головы, ставшей как будто чужой, этот ботинок у лица и это самое чувство. «Ты полное ничтожество, надеюсь, ты это понимаешь? И больше не станешь выпендриваться в нашем квартале? Какого черта, чувак, проваливай со своей белой кожей, играй рок-н-ролл и обходи черные кварталы за километр! Кем ты вообразил себя? Что, крутой? Ну так получи…». Следующие пять дней он провел в реанимации, в коме. Когда парень очнулся, первое, что он увидел, было лицо матери. Вместо слов сожаления или трогательного признания в родительской любви он услышал сердитое: «Твоя драка обошлась нам в пятьсот долларов. Ты думаешь, мы имеем возможность тратить такие деньги? Я вкалываю, как лошадь, двадцать четыре часа в сутки, чтобы ты мог обедать дома. А теперь по твоей воле мы три месяца будем сидеть на хлебе и воде. Откуда, по-твоему, мне взять денег?»

Маршалл Метерс (настоящее имя Эминема) рос без отца. Тот ушел от матери, Дебби Нельсон, когда крошке-сыну не исполнилось и шести месяцев, поэтому средств к существованию у них не было. Если до рождения ребенка девушка еще могла зарабатывать деньги, выступая в дешевых барах вместе с плохенькой музыкальной группой, то с младенцем на руках это стало невозможным. В парах алкоголя и никотина ребенок устраивал истерики, нервируя Дебби и всех окружающих. За стаканом виски юная мамаша признавалась пьяной публике, как она несчастна с этим «вечно ревущим кульком». А вечером, возвращаясь с ним в маленький фургон, шатающаяся, зареванная, иногда — под действием тяжелых наркотиков, Дебби проклинала плачущего сына, его безответственного отца, свою зазря потраченную молодость и несложившуюся жизнь. Сын был для нее обузой. Она терпеть не могла менять ему пеленки, практически никогда с ним не разговаривала и ненавидела звук его плача. Денег не было, и Дебби начала путешествовать, каждый раз выбирая в качестве следующего пункта назначения городок, где бы жили хоть какие-нибудь, пусть дальние, родственники. Ребенок рос, чувствовал себя ненужным и злился на истеричку-маму, ушедшего отца, этот проржавевший трейлер, пыльные дороги, родственников, принимающих их исключительно из жалости. И на себя — за то, что ничего не мог сделать.

Когда они окончательно осели в Детройте, а именно — в его восточном районе, населенном исключительно чернокожими, походная жизнь закончилась, но лучше от этого не стало. Маршалл пошел в школу. Худенький, болезненного вида мальчик не имел друзей. Белому ребенку очень сложно найти общий язык с неграми, которые были воспитаны в духе ненависти ко всем, отличающимся от них цветом кожи. Но Эминем не слишком и старался это сделать. Чернокожие подростки отнимали у него все более-менее ценные вещи, вроде новых кроссовок и брелка, или просто избивали.

Ботинок у лица и привкус разбитых в кровь губ до сих пор снятся Эминему по ночам, когда он в холодном поту вскакивает на постели и как заклинание повторяет: «Все прошло, это все прошло».

Слишком хорош для белого

«ВОТ увидишь, все пройдет, — любил повторять его дядя Ронни, — ты сильный мальчик, ты со всем справишься». Маршалл сосредоточенно кивал светловолосой головкой, чтобы не расстраивать любимого дядю понапрасну. Ведь один только Ронни был его другом. Когда мать приходила домой пьяная и в ботинках заваливалась на кровать, Маршалл забирался с ногами в кресло у окна и тихонечко включал в развалившемся однокассетном магнитофоне запись рэп-группы «Ice Tea», подаренную ему дядей, и представлял себя известным рэппером. Самым популярным, самым любимым, самым-самым….

Когда ему исполнилось тринадцать, он стал выступать. «Ронни, как лучше объявить меня в программе? Я буду читать рэп на конкурсе в нашем районе». «Маршалл, дорогой, я безумно рад за тебя, конечно. Но не кажется ли тебе, что не стоит заниматься тебе делом чернокожих, добром это не кончится?» — чувствовал опасность дядя. Но Маршалл уже не слушал его, на все лады склоняя свое имя на бумаге: «Маршалл Брюс Метерс Третий, Маршалл Метерс, М&М». Из последнего сокращения и родилось его прозвище Эминем.

Постепенно относящиеся к нему с недоверием подростки стали оттаивать. Он не старался доказать своей музыкой, что лучше остальных, и никоим образом не задевал чернокожих. Он просто занимался рэпом, потому что ему это нравилось. В то время у Эминема появились первые за всю жизнь друзья, которые с удивлением констатировали: «Надо же, он слишком хорош для белого, почти такой же клевый, как мы». И уже не так страшно было ходить вечером по кварталу. Жизнь налаживалась. Эминем стал собирать собственную рэп-группу, распрямил плечи и влюбился. Пятнадцатилетний белый рэпер увидел ее — Кимберли Скотт — в школьном коридоре. Какое-то чувство, наверное, то, которое все называют интуицией, подсказало, что Ким — не случайная прохожая в жизни Маршалла Метерса. Практически в то же время его с группой пригласили выступать в ряд самых известных клубов Детройта. Похоже, мечта о счастливом будущем сбылась.

Рэп, рэп и снова рэп

«УХОДИ! Собирай свои вещи и проваливай. Возвращайся, когда сможешь оплачивать счета, а не шляться не пойми где!» — кричала Дебби сыну, узнав, что его выгнали из школы. И Маршалл пошел работать. «Если ты продолжишь петь свой этот, как его… рэп на рабочем месте, я буду вынужден с тобой попрощаться, — через месяц сказал Эминему владелец ресторанчика, куда тот устроился поваром. — Посетители пугаются, понимаешь?» Парень старался читать рэп себе под нос, но денег даже с этой работой катастрофически не хватало. Клубные концерты не приносили дохода. Друзья помогали, чем могли: приглашали к себе на обед, отдавали старую одежду.

День 13 декабря 1993 года перевернул всю жизнь Эма. В этот день, навечно обведенный черной рамкой в календаре, его любимый дядя Ронни пустил себе пулю в лоб. Эм обрубил все связи, знакомства, перестал писать песни, целыми днями слонялся по дому в выцветших спортивных штанах и без конца слушал оставшиеся от Ронни записи: рэп, рэп, рэп… «Если бы не он, я никогда бы не стал этим заниматься, — говорит Эминем. — Я постоянно думаю: а вдруг, если бы я был рядом, если бы Ронни мне просто позвонил, все было бы иначе?»

К жизни Эма вернуло сообщение Ким о том, что она ждет ребенка. Маршалл заставил себя писать, играть, выступать, и к рождению дочери Хейли он записал свой первый альбом. Пластинка с треском провалилась, хозяин трейлера, в котором ютилась молодая семья, выселил их на улицу, и Ким, забрав малышку Хейли, вернулась к родителям. А они не пускали Эма к дочке («вряд ли нормальный папа заставит голодать собственного ребенка»). Да еще и Дебби упрекала сына в мужской несостоятельности: «Ты даже не смог обеспечить семью, твоя мать голодает, какой же ты мужчина, все, что ты можешь, — сочинять свои дурацкие песенки…»

«Я неудачник. Выхода нет», — от передозировки Эма спасли чудом. Доктора не надеялись и практически не верили, что парень выживет. А жаль, ведь ему шел лишь двадцать третий год.

Запрещено цензурой

ОТСЧЕТ времени продолжился. Эминем остался жить. Он записал свой второй альбом, вылив на уши благовоспитанных семейств ушат нецензурщины, ругательств и мата от имени отрицательного персонажа Slim Shady, и получил неожиданно огромное количество положительных откликов. Интеллигентные родители брызгали слюной, Эминем в ответ честно заявлял, что на его кассетах стоит цензурный гриф и претензий быть не может — надо лучше следить за детьми. А дети тем временем втихаря покупали «самый крутой рэп-альбом», ставший трижды платиновым.

Тем временем собственный ребенок Эминема подрастал. Он попробовал наладить отношения с Ким, которую все еще любил, но дело закончилось разводом. Встретив жену, выходящую из клуба с подвыпившими друзьями, он вспылил, достал пистолет. После этого Ким предпочла сменить фамилию, чтобы не иметь с Маршаллом Метерсом ничего общего. Зато однажды утром Эму позвонил родной отец, сказал, что «не прочь наладить отношения» и вообще любил сына всю сознательную жизнь. Ну и что, что заочно? Дебби пошла дальше: она подала в суд на собственного ребенка за то, что он в своих интервью рассказывал о ней «неправду».

Эминем вылез из-под одеяла, дошел до кухни и налил полный стакан воды. Кошмарный сон напомнил ему все: одиночество, старенький магнитофон, доброго Ронни, пьяную мать, плачущую Ким и то ощущение собственного ничтожества, которое не вытравить из себя ничем. Эминем выпил снотворное и снова лег в кровать. Завтра он снова будет самым-самым. А то, что ему вспомнилось сегодня, — всего лишь кошмарный сон.

Лучшие дня

Страсть по электронной музыке Посетило:128

Как похудеть в 'Макдоналдсе'? Посетило:108

Посетило:80

Дата публикации: 21.06.2006